На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона - Пикуль Валентин

Сергей Яковлевич ответил на это так:

– Я же обещал, что приеду, и – приехал. Обещал говорить с господами – и поговорю… Верьте мне! Трогай…

Все это время Жеребцов издали следил за коляской губернатора в старинный бинокль. Хорошо все видел!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

После обычных приветствий, не всегда искренних, прозвучал первый деловой вопрос Жеребцова:

– О чем, князь, просили вас мужики на въезде в мою усадьбу?

– О чем может просить русский мужик? – ответил Мышецкий. – Я помню: когда отмечали столетие со дня рождения Пушкина, в Святых Горах на Псковщине, то имя Пушкина тоже связывалось с наделом земли. Я сказал им сейчас о снижении цен на водку, но они толкуют исключительно о землемере…

Жеребцов был не совсем умен и следующий вопрос построил таким образом, что вся его хитрость вылезла сразу наружу:

– А вы к нам, князь, наездом или… тоже о земле?

Мышецкий же был достаточно умен для того, чтобы солгать:

– Нет, господин Жеребцов, мы с уренским полицмейстером – прошу любить и жаловать! – просто объезжаем губернию. Вот и завернули ради отдыха и приятного продолжения знакомства…

Улучив затем удобный момент, князь нашептал Чиколини:

– Повращайтесь, сударь, по экономии. Учить, надеюсь, не надо?

Мышецкий осмотрелся. Старинный барский дом, возведенный еще при Александре I, – тогда умели строить, не чета нынешним, создавали великолепно, добротно, на века! Это уже не гнездышко, а гнездо – столбовое, дворянское. Однако в комнатах пустота: голые стены, расшатанные паркеты, лепные карнизы облупились, зеркала в черноте и язвах. Оно и понятно: прежний хозяин отошел в вечность, а Жеребцов «благоуворовал» имение совсем недавно.

– Я вас проведу к жене, – сказал он. – Ксюша, милочка, а вот князь Мышецкий, о котором я тебе так часто рассказывал…

На веранде дома, в плетеной качалке, сидела молодая женщина и будто резанула князя из-под бровей острыми лезвиями татарских глаз. Что-то было в ней от степной лошадки – маленькая, поджарая, неукротимая и пылкая. Сергей Яковлевич с волнением поцеловал загорелую ручку, пахнущую сеном.

– Надеюсь, – тоном приказа заявила она, – вы допустите меня в свой мужской разговор?

– Конечно же, милочка, – охотно согласился помещик, и Мышецкий сразу понял, что сущность всей идеологии Жеребцовых заложена именно в этой женщине-девочке, а муж ее – так, лишь подпевала…

Обед был подан сюда же – на веранду. Ботвинья с зеленью прямо со льда освежала тело и бодрила дух. Сначала, как водится, поговорили о думе, о Витте, удачно обошедшем японцев в Портсмуте, потом Мышецкий начал осторожно подбивать клинья под Жеребцовых:

– До меня доходили стороною слухи, что имение ваше страдает запущенностью. Земли и покосы лежат впусте. А время сейчас таково, что следовало бы всем нам…

Ксюша посмотрела на него снизу – обжигающе, тяжело.

– Не надо бояться страшных слов, – смело сказала девочка-женщина. – Что вы советуете нам, князь?

– Во избежание аграрных недоразумений, – не очень смело отвечал Сергей Яковлевич, – я бы на вашем месте, господа, все-таки стал бы получать доход прямо с мужиков, отдав им пустующие земли в арендное пользование. Уверяю вас: доходы только возрастут, и вы избавитесь от своеволия управляющих вашей экономией.

– Опять корова! – вдруг крикнула женщина.

Из гущи цветов высунулась добрая умильная морда коровы, громко хрумкающая траву. Жеребцова с проворством спартанского юноши выскочила из веранды и, схватив палку, обратила животное в бегство. Двумя прыжками, как молодая львица, вернулась обратно. Села в качалку, даже не запыхавшись.

– Как вы бегаете! – поразился Мышецкий.

– О да, – Ксюша тряхнула копною волос. – Мой папочка, – показала на мужа, – сулил золотой тому молодцу, который меня догонит.

– И…? – спросил Сергей Яковлевич.

– И золотой остался у нас! Вот так… Что же касается ваших предложений, князь, то позволю ответить лишь за себя. Жена действительного статского советника, я консерватка по убеждениям и никогда не страдала мужиколюбием.

– Но буры, мадам, имели мужество признать за очевидное могущество Англии и подчинились ей! – сказал Мышецкий.

– То буры, – ответила женщина, снова опалив гостя взором из-под бровей. – А мы, дворянство, не уступим лапотникам…

Мышецкий понял, что попал в самое гнездо реакционно-помещичьих настроений. И совладать с таким настроением нелегко, ибо так же, как мыслят супруги Жеребцовы, мыслит ныне и большая часть земельночиновного дворянства, и с этим (хочешь не хочешь) надо считаться. Тогда князь перевел разговор на пути общественной жизни России: сослался на труды земских работников, сказал, что нельзя ныне смотреть на Россию как на собственное имение.