Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Мужики сильно заволновались. Местным образованным больше не верим: омманывают. И какие крестьяне в город ездили на сборища – тех там тоже охмурили.

А команды привычной сверху – нетути и нетути.

* * *

Пошли бестолковые порубки и культурных лесных хозяйств, пасли там скот, и зверя, птицу били. Теперь всё ваше!

В Саратовской губ. захватили, разделили опытное поле в 30 десятин.

В Рязанской получили развёрстку реквизиции скота на убой для армии. Так крестьяне вместо своего сдали без разбору помещичий племенной.

* * *

И всё-таки, если окинуть всё необъятное российское крестьянское море – то волнений было ещё мало. Редко охватывали целую волость, а уезд – так один Ранненбургский. А много сельских пространств – и полного мира.

И во многих деревнях неласково встречали дезертиров, так что они и на фронт возвращались. Приезжих ораторов слушали с молчаливым презрением. К помещикам держались с почтением.

* * *

14 апреля в „Правде” Ленин признал: аграрное движение – ещё пока предвиденье, а не факт. Его ещё надо развивать!

* * *

Много крестьян недовольных, хмурых, никому не верят, во всём видят обман.

– Докуль будет начальство – не будет слободы. Поничтожили одно начальство – выбрали другое. Отрастят пузы – такие ж будут.

Понавыбрали всякой сволочи себе на шею. Раньше один старшина с писарем все дела вертели.

Там – и буржуазы, там – и фабричные: устроили себе 8-часовой день, грабят и хозяев и народ. А мужик гни на них, подлецов, спину от зари до зари.

* * *

В деревнях переполох: Питер распорядился почитать 18 апреля как 1 мая. А куда ж энти 13 дней? А святых, какие на них приходятся, обминуть? – как это можно? А на численнике на первом мае стоит понедельник, а у нас вторник, – так не стыкается?

И так говорят: новый святой объявился, ему и праздник теперь. Только не знают, зажигать ли ему лампадку.

* * *

И тот мужик с хутора Лоски:

– Кажуть, будут тыждень зминивать. Запрежь нэ будэ ни середы, ни пятницы. В тыждне будэ пять днив, а в роци – 13 мисицев. С того 18 апреля – свято.

И такой слух: „Теперь воскресенье будет через раз.” – „А в тот раз – что же после субботы?”

* * *

На сельском митинге, приезжий:

– Теперь будут все – граждане, и брак – гражданский, не церковный.

Бабы переполошились:

– Гожанский?… Говянский?… Баранский?…

– Эт значит: какую хошь – взял, и прожил с ней, сколь хошь, а надоела – по шапке? А дети куда ж?

– Не, мужики! В чём другом – как хотите, а – от Господа мы не откажемся.

* * * * *

* * * * *

23

И вот простота и правда – закрылись между ними. А наступила – условность.

Если не ложь.

Каждый раз идя домой, обедать или на ночь, не знаешь, в каком настроении Алина встретит. Очень переменчивое, какое-то пилообразное, и меняется по два и по три раза в день: после светлого отрезка – потемней, потом опять светлей, опять темней. Раньше в ней такого не бывало. Но надо как бы не замечать, не раздражаться. Постепенно это сгладится. Когда-то прежде установился между ними натурально лёгкий, весёлый тон отношений, и какой-то ритуал обращений, жестов, поцелуев – так всего сохранней придерживаться этого и теперь, как ни в чём не бывало. И как было принято называть её нежными именами – называть и сегодня, это гораздо сносней, чем ввергаться в возможное объяснение. И если был обряд – протянуть сразу две ручки для поцелуев, чтобы принять от мужа восхищение и благодарность, и теперь Алина иногда снова протянет так, то – из неловкости, из вежливости – не дать почувствовать натянутость – а принять и поцеловать, не уклонясь.

В минуты темноты, да и в минуты света, всё равно: жалко её! Надо всеми силами её беречь и уступать ей, сколько можно. Вот упрекает: у тебя неприятные черты характера! ты уходишь в себя, угрюмо, с тобой жить невозможно! Георгий не спорит: хорошо, я за собой послежу. Да и кто, правда, за собой всё видит? Уступить – всегда в конце концов оправдывается. Да будешь угрюмым, теперь. Да только бы – ещё тут не терзаться.