Суд волков - Мессадье Жеральд

Он понимал также, хотя не говорил об этом, что до сих жил заботами и советами Жанны, которая была теперь далеко и занималась только маленькой Об, его сестрой. Он чувствовал себя одиноким.

Феррандо выслушал эти горькие сетования.

– Пойдем-ка поужинаем. Ты переутомился.

Вечером Франсуа написал матери длинное письмо. Рассказал о попытке отравления. О суде. О двух слушаниях. О судейских уловках и их причинах. О безумии страны, у которой два правосудия – возможно, одинаково несправедливых. И в заключение сообщил, что возвращается в Страсбург.

Он посетил Гийома Фише. Ректор встретил его словами:

– Итак, вы победили.

– Еще парочка таких побед, мэтр, и я покойник. Фише расхохотался:

– Вы лишь надкусили наш хлеб и сочли его горьким. А мы вкушаем его вот уже сорок лет, – заметил он.

– Печатня готова, мэтр. Я оставляю ее вам.

Фише явно удивился.

– Я думал, вы привязаны к делу рук своих и останетесь здесь, чтобы руководить им.

– У меня есть печатня в Страсбурге. Я не могу руководить двумя сразу.

Фише задумался.

– Было бы ваше решение иным, если бы Морвилье предали королевскому суду?

– Не могу сказать. Я знаю только одно: он выйдет из тюрьмы и будет столь же опасен.

– Совет университета решил исключить его. Ему предстоит суд. Поскольку убийства не произошло, он будет изгнан. На десять лет. Это вас удовлетворит?

– Это должно удовлетворить вас, мэтр. Но у Морвилье могущественные друзья.

– Будучи дискредитирован, – сказал Фише после некоторого колебания, – он будет им не столь полезен. И нельзя утверждать наверняка, что они преследуют те же цели, что и он.

Было видно, что Франсуа это не убедило. Фише внимательно посмотрел на молодого человека. Пробило девять.

– Хорошо. Вы дадите мне несколько дней, быть может, пару недель? Нужно найти того, кто заменит вас. У меня есть на примете один человек. Это Жан Эйнлен, наш библиотекарь. Он уже посвящен в тайны вашего искусства, но мне кажется, в вашем присутствии передача дел произойдет более успешно. И ваше прекрасное творение недолго останется в бездействии^[60].

– Располагайте мной, мэтр.

Письмо Франсуа огорчило и взволновало Жанну. Ее сына пытались отравить! Он одержал верх над отравителем! Ему пришлось вынести ужас судебного разбирательства! Сколько врагов, сколько врагов! И ее не было рядом!

Хорошо, что она всего не знает, радовался про себя Жозеф. Главное, ей неизвестны мотивы ненависти Морвилье, который был другом одновременно и Франсуа Вийона, и Дени д'Аржанси. Взяв письмо, он прочел его и, вновь сложив, сказал:

– Ты не можешь всю жизнь находиться рядом с сыном. Франсуа должен сам справляться с трудностями. Сейчас мы ничем не помогли бы ему ни в Страсбурге, ни в Париже. Он один вел сражение и выиграл его, пусть даже победа показалась ему горькой. Он осознал свою самостоятельность, и это придаст ему уверенности, которая так необходима в жизни. Единственным утешением будет для него наша привязанность, хотя настоящим утешением стала бы супружеская любовь.

– Но ведь ты видел его в Страсбурге, разве встречался он с какой-нибудь девушкой? – спросила она.

– Если и встречался, я этого не заметил и сомневаюсь, что у него кто-то есть. Он встает в шесть, ложится в десять, постоянно работает, а женщин-печатниц не существует в природе, – ответил Жозеф с улыбкой. – Кроме того, красивые девушки на выданье не на каждом шагу попадаются.

Однажды у них уже был подобный разговор, однако отвлеченные рассуждения Жанну не устраивали.

– В чем же проблема? – спросила она.

– Проблема, если таковая имеется, только в тебе, – ответил Жозеф. – Ты была превосходной матерью, и в других женщинах он не нуждался. И если у этой проблемы есть решение, то состоит оно именно в том, чтобы тебя не было рядом.

В сентябре 1470 года Людовик XI созвал Генеральные штаты, чтобы отменить разорительный для страны Пероннский договор, подписанный им по принуждению, когда он оказался пленником Карла Бургундского.

Эмар де Фалуа с бородой, как у лешего, перед отъездом в Страсбург вновь предстал перед Франсуа в своем измененном обличье. Тот встретил его с великой радостью как единственного свидетеля своих злоключений. Он много раз задавался вопросом, до какой степени может измениться человек. Каким образом тот, кого он едва не задушил, превратился в верного пса? Он дал себе зарок поговорить об этом с Жозефом при первой же встрече.