Любовь и Рим - Бекитт Лора

Человек двадцать воинов сумели оторваться от преследования вражеской конницы и теперь что есть мочи скакали в сторону леса, стремясь вырваться из окружения. Уже почти стемнело, и Крисп надеялся добраться до поросших густым ивняком берегов маленькой речки. Он приметил ее, когда ходил на разведку. Там можно было спрятаться от погони.

Лошадь одного из воинов совсем обессилела, тогда он пересел за спину своего товарища, да еще были раненые дротиком и стрелами, однако сейчас не было возможности оказать им какую-либо помощь. Всадники влетели в странно тихий влажный лес и на миг остановились, озираясь, запыхавшиеся и разгоряченные безумной скачкой.

— Туда! — крикнул Крисп, указывая в сторону поросшей лесом лощины, скрытой между вырисовывавшихся на фоне быстро темнеющего неба огромных холмов. Да, туда, вверх по склону, и, возможно, им удастся уйти.

Журчание речушки слышалось то явственней, то глуше, но вот раздался совсем новый, резкий звук — камни, летевшие из-под копыт лошадей, с шумом скатывались в воду. Всадники Криспа остановились, с трудом удерживая взмыленных коней, и развернулись в разные стороны, выхватив оружие и изготовившись к схватке.

— Тише! — Крисп поднял руку и почти тут же из-за деревьев вынеслись воины, человек сорок или больше, и окружили отряд.

— Сдавайтесь! — крикнул один из них, вероятно, тоже декурион — на его шлеме полыхали ярко-рыжие перья.

Но окруженные всадники не спешили опустить мечи.

— Что нас ждет? — спросил Крисп.

— Вероятно, вам сохранят жизнь и позволят вернуться в Рим. Среди вас есть рабы?

— Нет, — сказал Крисп, — все свободные. Вы окажете помощь раненым?

— Да. Вас немедленно доставят в лагерь, там выяснят, кто вы такие, и решат вашу судьбу.

— Мы сдаемся, — промолвил Крисп и, повернувшись к своим воинам, многие из которых еще не опустили мечи, коротко и веско произнес: — Я приказываю сдаться!

Глаза Элиара беспокойно вспыхивали, он то стискивал, то вновь разжимал руку, державшую меч. Его полоснуло невыносимое по своей тяжести воспоминание о том, как он попал в плен к римлянам тогда, несколько лет назад. Сейчас он не мог броситься в схватку — здесь были его товарищи, и если они решили подчиниться приказу, он не должен навлекать на них смерть.

Крисп слез с коня. Дождавшись, когда его воины сдадут оружие, он вдруг резко бросился на свой меч и тут же свалился навзничь, обливаясь кровью. Элиар кинулся к декуриону и склонился над ним. Голова Криспа была бессильно повернута набок, а лицо вмиг покрылось синевато-серой бледностью. И все-таки он сумел открыть глаза.

— Зачем?! — прошептал Элиар.

— Не надо, чтобы вы видели, как я сложу оружие, это… позор, — через силу вымолвил Крисп и тут же стал кашлять кровью.

И вот его глаза в последний раз блеснули золотом и погасли, и все тело разом застыло.

Элиар выпрямился с изменившимся, посеревшим лицом и обратился к старшему:

— Нам позволят взять его с собой и похоронить, как подобает?

Тот молча кивнул.

Тело Криспа завернули в плащ и понесли на плечах. Раненым разрешили ехать верхом.

Элиар пробирался сквозь заросли, не обращая внимания на то, что ветки хлещут его по лицу. Странно, но после всего случившегося он чувствовал, как все те горькие, злые, отчаянные мысли, что так долго терзали его, уходят, уступая место ясному, мудрому и немного усталому пониманию того, что на свете существуют не придуманные людьми или созданные богами, а куда более древние законы: законы битвы, совести и чести, да и просто сердца, — подчиняться которым все равно что жить, и он будет жить вопреки всему, он, воин римской армии, незаметно ставший частью того, что некогда ненавидел.

ГЛАВА IX

Свадьба Децима Альбина и Веллеи Норбаны несколько раз откладывалась, пока обе стороны не решили, что далее тянуть не имеет смысла: в итоге бракосочетание состоялось в начале 715 года от основания Рима (41 год до н. э.), примерно через месяц после празднеств, посвященных Сатурну.

Как и прежде, стояли неспокойные дни; казалось, им не будет конца. Из страха перед воинами Секста Помпея купцы не доставляли в Рим продовольствие и товары, что еще больше усиливало народные волнения. Мало кто отваживался покидать свой дом с наступлением темноты.

После разгрома республиканцев в битве при Филиппах Марк Антоний отправился на восток в выделенные ему провинции, а Октавиан прибыл в Италию. Согласно данным ранее обещаниям он наделил ветеранов Цезаря землей, рабами, инвентарем и скотом — все это они получали из числа владений и имущества проскрибированных. То тут, то там вспыхивали мятежи населения, вызванные введением дополнительных грабительских налогов, статуи триумвиров сбрасывались с постаментов, в сенаторов летели камни. Росла популярность Секста Помпея, как полагали многие, последнего из влиятельных республиканцев, большинство которых после поражения при Филиппах, подобно Кассию и Бруту, покончило жизнь самоубийством.