По воле судьбы - Маккалоу Колин

Голый раб-германец лежал лицом вниз на большом плоском камне. Он не был привязан. Катбад чистым голосом пропел над ним песнь, соответствующую обряду. Лежащий никак не отреагировал, он находился в наркотическом опьянении, не ощущая ни страха, ни боли. Гутруат отошел в сторону и встал на колени, а Катбад взял у прислужников длинный двуручный меч, такой тяжелый, что друиду пришлось расставить ноги, вознося его над головой. Меч вошел в спину жертвы ниже лопаток и так точно разрубил позвоночник, что клинок прошел насквозь.

Германец задергался в корчах. Катбад в белом одеянии наклонился над ним. Он пристально следил за агонией, за подергиваниями рук и ног, за пляской пальцев и судорожным сокращением ягодиц. На это ушло много времени, но Катбад все стоял. Губы его беззвучно шевелились всякий раз, когда конвульсии затихали. Когда все закончилось, он вздохнул, сомкнул веки, потом устало посмотрел на Гутруата. Карнут неуклюже поднялся с колен, и два прислужника подошли к алтарю, чтобы снять с него тело и омыть камень.

— Ну? — нетерпеливо спросил Гутруат.

— Я видел мало. Движения были странными, в большинстве незнакомыми.

— И ты ничего не узнал?

— Почти ничего. Когда я спросил, умрет ли Верцингеториг, голова шесть раз одинаково дернулась. Я понял, что ему отпущено еще шесть лет. А когда я спросил, будет ли побежден Цезарь, он не шевельнулся. Не знаю, как это понимать. Я спросил, будет ли Литавик царем, и ответ был — нет. Очень ясный, понятный. Я спросил, будешь ли ты царем, ответ был — нет. Ноги его танцевали, значит, ты скоро умрешь. Больше я ничего не увидел. Ничего… Ничего…

Катбад привалился к побледневшему Гутруату. Обоих трясло.

Эдуи, переглянувшись, неслышно ушли. Литавик отер стекавший со лба пот. Казалось, мир вокруг него рухнул.

— Я не буду царем Галлии, — прошептал он.

Дрожащей рукой Сур провел по глазам.

— И Гутруат не будет. Он скоро умрет. Но Катбад не сказал, что ты тоже умрешь.

— Сур, я понял, что будет с Цезарем. Ни один мускул жертвы не дрогнул. Это значит, что он победит. Ничто в Галлии не изменится. Катбад тоже понял это, но сказать Гутруату не смог, чтобы не распускать большой сбор.

— Но почему тогда Верцингеториг проживет еще шесть лет?

— Я не знаю! — воскликнул Литавик. — Если Цезарь возьмет верх, Верцингеториг будет жить в неволе. И его придушат во время триумфального шествия. — Комок подступил к горлу, но Литавик справился с ним. — Я не хочу в это верить, но все же верю. Рим победит, а я никогда не стану правителем Галлии.

Они шли вдоль ручья, вытекавшего из пруда Дагды, пробираясь между деревянными статуями, установленными на его берегу. Лучи заходящего солнца пронизывали пространство между стволами старых деревьев, делая зелень ярче и превращая коричневое в золотое.

— Что ты будешь делать? — спросил Сур, когда они вышли из леса к лагерю, где всюду, куда ни падал взгляд, теснились люди и лошади.

— Уеду куда-нибудь, — сказал Литавик, вытирая слезы.

— Я поеду с тобой.

— Я не прошу этого, Сур. Спасайся сам и спасай, что можешь. Цезарю понадобятся эдуи, чтобы перевязывать раненых галлов. Мы не настолько перед ним виноваты, как белги или кельты-арморики.

— Нет, пусть этим занимается Конвиктолав! Думаю, я поеду к треверам.

— Что ж, это направление не хуже любого другого, если у тебя хороший попутчик.

Треверы поначалу приняли их за посланцев общего сбора.

— Этот Лабиен перебил столько наших воинов, что нам некого послать на помощь Алезии, — сказал их вождь Цингеториг.

— Алезию спасти не удастся, — веско произнес Сур.

— Я и сам так думаю. Вся эта болтовня о единой Галлии — чушь! Словно мы все заодно. А мы вовсе не заодно. Кем Верцингеториг мнит себя? Он серьезно верит, что арверн может сделаться царем белгов и что мы, белги, будем считаться с мнением кельта? Мы, треверы, будем голосовать за Амбиорига.

— Не за Коммия?

— Он продался Риму. Его привели на нашу сторону личные счеты, а не положение белгов, — с презрением объяснил Цингеториг.

Если взять Тревес за показатель состояния этого племени, то следы деятельности Лабиена были хорошо там видны. Обыкновенно сами галльские крепости для жилья не предназначались, но вокруг них всегда разрастались слободки. Такая слободка некогда окружала и Тревес. И процветала долгое время, но теперь в ней не осталось почти никого. Те силы, которые Цингеториг смог собрать, охраняли главное достояние треверов — лошадей, за которыми нагло охотились убии, приходящие из-за Рейна.