Принцесса викингов - Вилар Симона

– Так обычно говорят вещие женщины, – попытался шутить Бьерн, но умолк на полуслове, глядя в сторону притихшего залива. Сердце ничего не подсказывало ему, но он был весьма озадачен.

Ролло вдруг стремглав бросился к дому и сорвал с крюка уздечку. Поняв, что он задумал, Бьерн попытался его удержать:

– Не назовешь разумным того, кто мчится напролом. Мы ничего не можем утверждать, ты же рискуешь не успеть в монастырь, а хуже того – сбиться с пути в тумане.

Но Ролло, оттолкнув его, поспешил к конюшням.

– Что взволновало конунга? – услышал Бьерн позади негромкий голос Снэфрид.

Она стояла, опираясь о крыльцо. Казалось, подуй легчайший бриз – и ей не удержаться на ногах. Бьерн растерянно буркнул, что в усадьбу вернулась оседланная лошадь Эммы без всадницы, и увидел, как Снэфрид нахмурилась. Вокруг ее глаз синели круги, но сама она была угрожающе спокойна.

– Ну и что же?

Ответом ей послужил дробный топот копыт. Ролло пронесся мимо, и Бьерн успел только крикнуть, чтобы он не сбавлял хода, если хочет достичь горы Мон-Томб до того, как тропу покроет вода.

Снэфрид вдруг порывисто шагнула вперед:

– Ваш разум помутили тролли! Сейчас, в дни равноденствия, нет ничего более коварного, чем море. Кто знает, какой новой каверзы ждать от него? Ролло не ведает дороги, ему следовало бы дождаться, пока вода отступит, и тогда…

– Говорят же тебе, он обеспокоен, не случилось ли чего с Эммой!

Похоже, только теперь до нее дошел смысл происходящего. Бьерн увидел, как меняется ее лицо. Рот Снэфрид исказился, от углов губ пролегли наискось глубокие складки, придавая лицу женщины злое и брезгливое выражение. «Сколько же ей лет?» – спросил себя скальд. Ему стало не по себе, ибо перед ним стояла совершенно дряхлая женщина. Даже ее светлые волосы, падающие на глаза, казались седыми космами. Бьерна охватила жуть, и он впервые подумал, что Снэфрид, видно, и впрямь колдунья.

Снэфрид же словно позабыла о его существовании.

– Уехал… – едва слышно проговорила она. – Что же, тогда я больше ничего не смогу сделать – он сам избрал свою судьбу…

Она стала творить быстрые знаки рун в воздухе, но скальд поймал ее запястье.

– Что ты делаешь? Ты закрываешь ему обратный путь!

Недаром он был скальдом и неплохо разбирался в рунах. Но Снэфрид до этого уже не было дела.

– Пусть лучше умрет!.. Вместе с нею… Пусть умрет!

Негромко рыча, она стала вырывать у Бьерна руки. Обычно она была очень сильной, но сейчас Бьерн легко справился с ней. Схватив за кисти, он рывком перебросил ее тело через плечо, отнес в одну из кладовых и запер. Снэфрид рычала, выла, всем телом ударяя в дубовую дверь. Строго-настрого велев домочадцам не выпускать ее ни при каких обстоятельствах, Бьерн кинулся к берегу. Остановился он только у границы дюн. Он не любил серые пески – куда лучше твердая земля или уж морская зыбь. Глаза его пытались проникнуть в мглистую даль. Легкий порыв ветра принес запах свежести. Он дул с моря. Близился прилив…

Ролло несся крупной рысью. В напряженной тишине топот копыт и резкие щелчки стали от порой задевавших друг о друга подков были единственными звуками. Умный конь чувствовал малейшее движение колен всадника. Порой Ролло останавливал его, чтобы оглядеться. Однако в тумане невозможно было что-либо увидеть. Раз и другой он позвал Эмму по имени, моля всех богов, земных и подземных, чтобы она оказалась в аббатстве, ибо мысль о том, что пони сбросил ее и она блуждает в песках, не зная дороги, приводила его в ужас. Нет, ему не следовало оставлять ее одну, она всегда была так беспомощна и вечно попадала впросак. И у нее его сын!

– Эмма! – отчаянно закричал он.

Мгла не ответила, поглотив звук голоса. Ни крика птицы, ни шороха трав. Только безобразный краб боком шарахнулся от копыт коня.

Внезапно он заметил, что сбился с пути. Нигде не было видно следов, один лишь песок и кучи водорослей.

– Проклятие! Где же Мон-Томб?

Глад, до этого мига совершенно спокойный, вдруг поднял голову, с шумом втянул воздух и фыркнул. Теперь Ролло ощутил некое колебание в воздухе. Поднимался ветер, несущий с собой приливные волны. При мысли о том, что он, в сущности, находится на дне моря, Ролло стало не по себе. Все, что ему оставалось, – двинуться по собственным следам назад.

Развернув коня, он пустил его по следу, беспрестанно оглядываясь. «Только бы Эмма оказалась в монастыре!» – отчаянно твердил он, словно молитву. Завтра он увидит ее, прижмет к сердцу и скажет, как она ему нужна. Проклятие! Как он мог помышлять о жизни без нее!