Травяной венок. Том 1 - Маккалоу Колин

Если последняя фраза и была преувеличением, то небольшим.

Друз успел приобрести у детей некоторую популярность. Уже на подходах к детской стало ясно, что там бушует ссора.

– Я тебя убью, Катон-младший! – донесся до них крик Сервилий.

– А ну, хватит, Сервилия! – входя приказал Друз, тоном, не допускающим возражений, поскольку угроза в голосе девочки звучала нешуточная. – Катон твой брат, и ты не должна его обижать.

– Если он только попадется мне один на один, ему непоздоровится… – угрожающе пробормотала девочка.

– Не попадется, госпожа Нос Шишкой! – выкрикнул Цепион-младший, выступая вперед и становясь между нею и молодым Катоном.

– И вовсе у меня нос не шишкой! – вскинулась Сервилия.

– Шишкой, шишкой! – не унимался Цепион. – Отвратительный носище, бр-р-р!..

– Успокойтесь! – прикрикнул Друз. – Вы хоть когда-нибудь перестаете ссориться?

– Да! – откликнулся с готовностью молодой Катон. – Когда деремся!

– А как нам не ссориться, когда он тут? – спросил Друз Нерон.

– А ты заткнись, чернорожий Нерон! – выкрикнул вновь молодой Цепион, вступаясь за Катона.

– Я не чернорожий!

– Чернорожий, чернорожий, чернорожий! – упрямо повторял, сжав кулаки, Катон.

– А ты не Сервилий Цепион! – заявила молодому Цепиону Сервилия. – Ты потомок рыжего галльского раба и случайно затесался к нам!

– Нос Шишкой! Нос Шишкой! Мерзкий, страшный Нос Шишкой!

– Замолчите! – не выдержал Друз.

– Сын раба! – прошипела Сервилия.

– Дочка кретина! – выкрикнула теперь Порция.

– Свинья конопатая! – не осталась в долгу Лилла.

– Садись, – невозмутимо обратилась к сыну Корнелия Сципион. – Пусть они закончат – и тогда обратят на нас внимание.

– Они все время поминают предков? – спросил Друз, стараясь перекричать детский гвалт.

– Разумеется, раз здесь Сервилия.

Сервилия, уже совершенно сформировавшаяся в свои тринадцать лет, миловидная и себе на уме, должна была бы покинуть детскую компанию еще года два или три тому назад, но в наказание за вздорность ее оставили с младшими. И теперь Друз засомневался, не совершили ли они тем самым большую ошибку.

Лилле (полное ее имя было Сервилилла) недавно исполнилось двенадцать, и она тоже взрослела на глазах. Ее лицо, смуглое, еще более миловидное, чем у сестры, но лишенное скрытой привлекательности, открытое и проказливое, сразу давало исчерпывающее понятие о ее характере. Третьим в группе старших детей, неизменно поддерживавшим девочек, был приемный сын Друза, Марк Ливий Друз Нерон Клавдиан, девяти лет. Его отличала красота, свойственная роду Клавдиев – смуглая и суровая. Мальчик был, увы, не слишком умен, но приятен в общении и послушен.

Затем шел отпрыск Катона, ибо Друз, как ни настаивала Ливия, не мог заставить считать молодого Цепиона сыном Цепиона-старшего. Тот очень походил на Катона Салониана: то же стройное мускулистое сложение, намек на будущий высокий рост, характерная форма головы и ушей, длинная шея, длинные руки и ноги и ярко-рыжие волосы. И хотя глаза у мальчика были светло-карими – то были все равно не глаза Цепиона: широко расставленные и глубоко запавшие под бровными дугами. Из всех шестерых Цепион-младший был любимцем Друза. В нем чувствовалась сила, потребность брать на себя ответственность, что было Друзу очень близко. Неполных шести лет от роду, мальчик беседовал с ним как старый, умудренный жизнью муж – при этом голос малыша был глубок, а взгляд постоянно сохранял серьезное, вдумчивое выражение. Улыбку на его лице можно было видеть редко – лишь когда его младший братишка, молодой Катон, делал что-нибудь занятное или трогательное. Любовь его к Катону-младшему была почти отцовской, и он ни за что не желал с тем разлучаться.

Порции (домашние называли ее Порцеллой) должно было вот-вот исполниться четыре. Это был домашний ребенок. С возрастом по всему телу у нее стали появляться большие, темные родимые пятна, за которые старшие девочки постоянно ее дразнили. Те от души не любили малышку и превращали ее жизнь в постоянное унижение с помощью щипков, тычков, царапин и шлепков, которыми они награждали ее исподтишка. В дополнение ко всему у Порции вместо носа был настоящий изогнутый клюв, унаследованный от Катонов и портивший ее лицо. Однако внешность ее несколько скрашивали чудесные темно-серые глаза, да и по натуре она была очень милой.

Молодой Катон еще не достиг трех лет – однако и внешне и внутренне был уже сущим уродом. Нос его, похоже, рос быстрее, чем все остальное, и был изогнут на римский манер, горбом, а не загибался книзу семитским клювом. При этом величина этого носа совершенно портила пропорции лица, которое в целом было весьма утонченным: изысканных очертаний рот, светящиеся светло-серые глаза, высокие скулы, изящный подбородок. Хотя довольно широкие для малыша плечи и обещали, что впоследствии тот превратится в отлично сложенного мужчину, сейчас он был невероятно тощ, так как не проявлял ни малейшего интереса к пище. Его манера вести себя была совершенно невыносимой, навязчивой и свидетельствовала о типе мышления, который Друзу был более всего ненавистен. Получив ясный и разумный ответ на какой-нибудь из своих бесконечных громких и напористых вопросов, малыш тут же требовал ответа на новый вопрос, порождая подозрение либо в своей тупости, либо в упрямстве и неумении прислушиваться к тому, что говорят другие. Единственной его положительной чертой (должна же быть хоть одна такая черта) было его безусловное преклонение перед молодым Цепионом, с которым он не разлучался ни днем, ни ночью. Когда малыш становился совершенно несносен, одной угрозы отлучить его от брата бывало достаточно, чтобы он тут же стал как шелковый.