На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона - Пикуль Валентин

Аннинский задумчиво помешивал ложечкой коричневый чай.

– Власть бессильна, – сказал генерал, подняв глаза на Мышецкого. – Вы меня простите, князь. Но это так и есть…

Сергей Яковлевич много ел, комкал салфетку.

– Власть бьют, – ответил. – Вот лицо власти… Можете взглянуть на меня, и вы все поймете… Каков? Имею две контузии на службе – табуреткой и, вторично, кирпичом. Ну, что скажете? Жаль, что я по гражданской, а то бы уже Георгия носил…

Иронизируя над собой, он был невесел. Напротив, даже зол.

Борисяк сидел пока молча, в разговор не вступая.

– Ешьте! – сказал ему князь. – За столом бастовать не надо!

– Ешьте и не молчите, чего вы ждете? – спросил его генерал.

– Жду, – усмехнулся Борисяк.

– Но, – настоял инженер-генерал, – ведь наш губернатор не серый волк из темного леса, он же человек либеральных понятий. Вы, сударь, большевик, а я – никто, лишь придерживаюсь социальных воззрений… Говорите смелее!

Ходили вокруг да около, даже о погоде поговорили. Но ни­кто не хотел первым произнести этого слова, хотя оно уже срывалось с кончика языка каждого.

– Если угодно, – сдался Борисяк, – то я жду решения Совета…

– Это отговорка, – произнес Аннинский. – Вы и без решения Совета хорошо знаете, что нам не обойтись без милиции!

Все вздохнули с облегчением. Это слово – милиция – было наконец произнесено. Спасибо генералу!

– Чего бояться? – говорил Аннинский убедительно. – Во все времена у всех народов, при трудном положении страны, всегда созывалась милиция по принципу народного ополчения.

– Тем более, – вставил Борисяк к месту, – во многих губерниях она уже создана. Только мы, уренские, отстаем, как всегда…

Сергей Яковлевич выпил, закусил, сказал:

– Ждете теперь меня, господа? Что я скажу, как губернатор?

– Безусловно.

– Создание народной милиции потянет за собой и вопрос о ее вооружении… Не лучше ли обратиться прямо к армии?

– Я не желал бы, – ответил Аннинский, – муссировать этот вопрос с полковником Алябьевым, по причинам, вам вполне понятным. Но, – генерал глянул на князя, – мне кажется, что здесь дозволено вам, губернатор, отогнуть сукно своего стола, дабы извлечь наружу закон о праве губернатора вводить военное положение.

Сергей Яковлевич долго соображал.

– Полсотни… хватит? – спросил у Борисяка.

– Еще столько. Совет вырабатывает требование на сто винтовок.

– Надеюсь, оружие будет роздано вне партийных интересов?

– Партийные, князь, в своих интересах давно вооружены!

Семен Романович пил чай с блюдечка, по-крестьянски.

– Как вы намерены провести все это, князь?

– Очень просто, – ответил Мышецкий. – Ничего не скрывая от его величества. Зачем мне прятаться? Я здесь в Уренске хозяин и всегда могу дать ответ, как воевода перед царем…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сообщение об этом появилось в суворинской газете «Новое время»: оружие, писалось в статье, получили социал-демократы. Оружие казенное, которого так не хватало в Манчьжурии, когда надобно было бить японцев. А вот для социал-демократов оружие нашлось! Уважаемые читатели, делайте выводы сами, как умеете…

Мышецкий честно отбил по телеграфу депешу в министерство:

Дурново, никак не комментируя, положил при очередном докладе эту телеграмму на стол царя; Николай молча наложил резолюцию:

ОТКАЗЫВАЮСЬ ВЕРИТЬ ЭТОМУ НЕВЕРОЯТНОМУ И ГЛУПЕЙШЕМУ ИЗВЕСТИЮ, ЧРЕВАТОМУ ПОСЛЕДСТВИЯМИ. НИКОЛАЙ^[13].

Телеграф отстукал в Уренск на имя губернатора: «На вашем всеподданнейшем доношении его величеству было благоугодно собственноручно начертать: отказываюсь верить…» Мышецкий был оскорблен:

– Двенадцать убитых и столько раненых? И мне благоугодно отказываются верить? Мое решение называют глупейшим? А где же их решения – мудрейшие? Что-то я давно их не видывал, хотя второй год сижу за этим столом – как губернатор…

Огурцов уговаривал князя успокоиться:

– Князь! Да с кем вы спорите? Плетью ведь обуха не перешибешь. Ну, роздали ружья – и ладно. Не вам же стрелять из них! А вот революция закончится, скажем: эй, вы там, верните, что брали…