Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин

— Италики — люди чести и хозяева своего слова, — убеждал Друз. — Они уже показали это, приняв клятву! Взамен привилегий, предоставляемых римским гражданством, они будут подчиняться желаниям римлян. Истинных римлян!

— Ты имеешь в виду, что они будут подчиняться твоим желаниям! — ядовито проговорил Цепион. — А мы сами, истинные римляне, просто признаем власть неофициального диктатора!

— Чушь, Квинт Сервилий! Когда, будучи народным трибуном, я не подчинялся решениям Сената? Когда мое личное благосостояние заботило меня больше, чем благосостояние Республики? Когда моя деятельность шла вразрез с нуждами народа Рима? Может ли быть у италиков лучший патрон, чем я, сын своего отца, римлянин из римлян, охранитель устоев?

Друз отвернулся от одних сенаторов и повернулся к другим, взывая к пониманию.

— Кого вы предпочтете избрать патроном для тысяч новых граждан, отцы Сената? Марка Ливия Друза или Луция Марция Филиппа? Марка Ливия Друза или Квинта Сервилия Цепиона? Марка Ливия Друза или Квинта Вария Севера Гибрида Сукрона? Настало время подумать об этом, члены Сената: людям Италии нужно дать гражданство! Я поклялся сделать это — и я это сделаю! Вы вычеркнули мои законы, вы свели к нулю мои достижения. Но мой год еще не окончен: я выполню свои обязанности до конца. Послезавтра на народном собрании я буду отстаивать гражданские права народа Италии, причем отстаивать строго по букве закона, в выдержанной и доброжелательной манере. И клянусь вам, я не сложу с себя полномочий народного трибуна, покуда не будет принят мой закон о гражданстве. Закон, по которому на всем пространстве от Арна до Регия, от Рубикона до Брундизия, от Тускана до Адриатики — каждый человек будет считаться гражданином Рима! Если люди Италии поклялись мне — я тоже даю им клятву: пока я на своем посту, я сделаю все, чтобы предоставить им гражданство. Я выполню эту клятву! Верьте мне, я ее выполню!

Он выиграл этот день; это понимал каждый.

— Наиболее блестящее его достижение, — заметил Антоний Оратор, — это то, что он заставил сенаторов поверить во всеобщее гражданство как в неизбежность. Они привыкли видеть, как убеждения ломаются под натиском Сената. Но он сам сломал их убеждения, — я гарантирую, принцепс, он убедил их!

— Согласен, — сказал Скавр, которого будто воспламенили. — Знаешь, Марк Антоний, еще недавно я полагал, что ничто в Сенате уже не сможет удивить меня, что все лучшие образцы мы уже имеем. Но Марк Ливий уникален. Такого Рим еще не видел. И не увидит, я подозреваю.

* * *

Друз оказался верен слову. На народном собрании он вновь поставил вопрос о гражданстве для италиков — настолько неукротимый, что им нельзя было не восхищаться. Слава его росла; о нем говорили во всех слоях общества: его твердый консерватизм, его железная убежденность, умелое использование закона — все это превратило Друза в героя. Рим был вообще консервативен, включая низы. Накопленные веками традиции и обычаи — mos majorum — значили чрезвычайно много. И нашелся человек, для которого mos majorum значили так же много, как и справедливость. Марк Ливий Друз стал полубогом; люди начали верить в его непогрешимость.

В бессилии Филипп, Цепион и Катул Цезарь наблюдали за деятельностью Друза всю вторую половину октября и начало ноября. Первоначально собрания носили агрессивный характер, но Друз с поразительным искусством утихомиривал страсти, давал слово каждому желающему, хотя никогда при этом не уступал толпе. Когда страсти чересчур распалялись, он останавливал собрание. Первоначально Цепион пытался силой помешать заседаниям, однако у Друза был нюх на острые моменты, и он запросто прерывал собрания, на которых появлялся Цепион.

Шесть слушаний, семь, восемь… и каждое последующее спокойнее, чем предыдущее. И каждое приближало конечную цель Друза и убежденность присутствующих в неизбежности такого решения. Друз подтачивал предубеждения, как вода точит камень. С неизменным изяществом и достоинством, с восхитительным спокойствием он вел собрания, при этом все более роняя авторитет своих врагов, которые на его фоне выглядели грубыми и бестактными.

— Это единственный способ выиграть, — признался Друз принцепсу Скавру, стоя как-то вместе с ним на ступенях Сената. — То, чего всегда не хватало нашим благородным римским политикам и что есть у меня, — терпение. Я держусь с ними как равный, я выслушиваю всех. Это им нравится. Они любят меня! Я был с ними терпелив и в награду получил их доверие.