Океанский патруль. Книга 2 - Пикуль Валентин

Аглая смирила после быстрого бега расходившееся дыхание. Посмотрела назад. Под горой, на которой собрались эти люди, лежала холмистая суровая земля, далекая кромка океана курилась предвечерней дымкой.

— Пустите! — сказала она, еще не понимая, что произошло что-то страшное, и люди расступились перед женщиной, образовав длинный живой коридор.

В отдалении виднелись ряды неподвижно торчащих штыков. «Наверное, караул!» — догадалась она. Шеренга солдат, оцепившая глубокую яму, вырытую на самой вершине горы, неожиданно разомкнулась, пропуская ее вперед, и Аглая увидела его…

Она увидела его — и сразу обрадовалась. Потому что это был не он. Это был не он: какой-то незнакомый мужчина лежал в грубо сколоченном гробу. Конечно, не он. Разве этот человек тот, кого она так любила?..

Совсем чужое почерневшее лицо, косматые брови сурово нависают над плотно закрытыми глазами, большие добрые руки, ласкавшие когда-то ее, теперь покорно лежат на груди, пальцы их коряво расставлены.

— Это не он, — сказала Аглая, отстраняясь.

Легкий стук прикладов — менялся почетный караул — словно заставил ее очнуться. Она всмотрелась в лицо этого человека, лежащего в гробу, и — узнала…

— …Пусть эта смерть, — говорил кто-то, — станет для нас примером самоотверженного служения людям. Вот отсюда, от этой могилы, в которую мы сейчас бережно опустим его, для нашего друга и друга Норвегии начинается новая жизнь. Отныне, уйдя от нас, он переходит жить туда, где живут герои, — в народ!..

— Ах, — вскрикнула Аглая и мягко упала на крышку гроба…

Когда сознание вернулось к ней, она почему-то смотрела только на одни руки своего мужа. Как она могла не узнать их? Вот падают, кружась в морозном воздухе, легкие снежинки, садятся на его пальцы, и ни одна из них не тает. А ведь были они всегда горячие, мягкие, ласковые. И это, как ничто другое, больше всего сказало ей о смерти, против которой бессильно что-либо, и Аглая заплакала…

Могила была глубокой, на дне ее искрился твердый слой вечной мерзлоты. Она увидела, что под гроб начинают заводить веревки, и в этот момент ее поразила прическа — такая, какой Константин никогда не носил: видно, тот, кто причесывал его в гробу, никогда не видел его в жизни…

— Пора, — сказал кто-то, — пора!

И до затуманенного сознания дошло, что это говорится о нем. Кто-то взял крышку гроба, чтобы закрыть его навсегда, но Аглая вдруг крикнула:

— Не надо, обождите! — и дрожащими руками она поправила ему волосы. Но холод кожи на лбу его словно подчеркнул, что мужа, любви, счастья уже нет и никогда не будет, — тогда она заплакала снова, ткнувшись в его закоченевшие, широко расставленные пальцы.

— Жена? — тихо спросил кто-то за ее спиной, потом послышалась резкая норвежская речь, долго-долго произносились непонятные слова.

Аглая встала, еще раз взглянула на дорогое, запушенное снежком лицо Константина, но в следующее же мгновение над ним опустилась крышка, и страшное слово «никогда» острым ножом вошло в ее сердце. А гроб уже повис на веревках, плавно погружаясь в землю. И чем глубже опускался он, тем глубже входил в ее сердце этот нож… «Никогда!.. — Растерянно обвела людей глазами, словно ища в них поддержки. — И вот уже все… Уже стучит земля… А я одна, остаюсь одна… О-о, если бы хоть кто-нибудь помог мне сейчас!»

Кто-то тронул ее за плечо. Аглая обернулась.

Перед ней стоял лейтенант Ярцев.

— Вы?..

— Я, — ответил он и медленно повел ее в сторону.

Ни одного слова утешения не сказал он, но от руки его, державшей ее за локоть, исходила какая-то властная сила. Аглая молчала тоже, покорно идя рядом с лейтенантом. Она ничего не видела перед собой, все вещи потеряли для нее форму и окраску, слова потеряли смысл.

Ярцев привел ее в какой-то норвежский дом, посадил за стол. Курил папиросу за папиросой, молчал. Аглая посмотрела ему в лицо и, словно убеждая себя в чем-то, тихо сказала:

— Как жить?..

— Жизнь, — медленно произнес Ярцев, — подскажет.

— Еще один удар, — сказал Дельвик.

С размаху опустился молот.

— Еще один!

Опять удар.

— Ну, — спросили, — все три?

— Все три, — ответил Дельвик, отбрасывая зубило. — Все три… Читайте!

На громадной плите из красноватого полярного гранита были высечены три слова:

НОРВЕГИЯ БЛАГОДАРИТ ВАС

Вечером эту плиту подняли на вершину горы и положили на братской могиле русских воинов.

Догорали дымные головни на пожарищах, неумолчно шумел ночной океан, а где-то далеко-далеко в черном бездонном небе трепетно светились яркие звезды.