Первый человек в Риме. Том 2 - Маккалоу Колин

– Расскажи мне о Луции Корнелии Сулле, – попросил Руф, выбирая на блюде кусок рыбы.

Югурта отправил в рот улитку: он не пробовал их со времени своего изгнания из Рима.

– Что тут рассказывать. Он – типичный представитель своего класса. Все, что он делает, делает хорошо. И так, что трудно понять, нравится ему это делать или нет. Я долгое время находился с ним рядом, но ни разу не видел, чтобы он проявил к чему-то интерес. Не сомневаюсь, что он способен выиграть войну, стать правителем. Но о его личной жизни я не могу сказать ничего.

По его подбородку потек жирный соус. Подбежавший слуга тщательно вытер ему рот. Югурта громко рыгнул и продолжил:

– Он всегда поступает целесообразно, потому что ему не хватает силы, которую дает человеку только бессмертие. Если перед ним две дороги – он выбирает ту, которая, как ему кажется, потребует меньше усилий.

– П-п-почему ты т-так ув-в-верен? – спросил Метелл Поросенок.

– Я участвовал с ним во многих походах, – ответил Югурта, задумчиво ковыряя во рту зубочисткой. – Последний раз мы вместе прошли по Африке от Икозиума до Утики. Мы хорошо узнали друг друга.

Югурта ждал еще вопросов, но все молчали. Принесли салаты и жаркое. Метелл Нумидиец и его гости вернулись к еде. Лица молодых принцев Йампса и Оксинта светились от радости.

– Они готовы умереть за меня, – понизив голос сказал Югурта Руфу.

– Нет нужды это показывать.

– Вот и я им говорю.

– Они знают, куда поедут?

– Оксинт в любом случае отправится в Венузию, а Йампс – в Аскулум Пицентум, другой тайный город.

– Венузия – это юг Кампании, по дороге в Брундизий, а Аскулум Пицентум – на северо-восток от Рима, по другую сторону Апеннин. Им будет там неплохо.

– И долго они там пробудут? – поинтересовался Югурта.

Рутилий пожал плечами:

– Трудно сказать. Наверное, несколько лет. До тех пор, пока местные магистраты не сообщат Сенату, что они не представляют опасности для Рима.

– Боюсь, они останутся там навсегда. Лучше бы им погибнуть со мной, Публий Рутилий!

– Нет, Югурта. Ты ведь не знаешь, какое будущее им суждено. Кто знает, что будет?..

– Ты прав.

Обед закончился сластями и фруктами. Только Йампс и Оксинт не отдали десерту должное.

– Скажи, Квинт Цецилий, – обратился Югурта к Метеллу Нумидийцу, когда остатки обеда были унесены и подали вино, – что ты будешь делать, если когда-нибудь появится новый Гай Марий, с теми же силой, разумом, сердцем – но в шкуре римского патриция.

Нумидиец прикрыл глаза:

– Не знаю, что ты имеешь в виду. Гай Марий – это Гай Марий.

– Не обязательно. Как бы ты отнесся к Гаю Марию, происходящему из знатных патрициев?

– Этого не может быть.

– Да, это нонсенс, – согласился Югурта, смакуя вино.

– Я думаю, Квинт Цецилий хочет сказать, что Гай Марий может быть рожден только своим классом, – мягко заметил Рутилий Руф.

Гость отрицательно покачал головой.

– Нет, – ответил за всех Руф. – То, что ты говоришь, может быть верно только для Нумидии или для какой-нибудь еще страны. Но не для Рима. Никогда римский патриций не будет таким, как Гай Марий.

Спор прекратился. Вскоре Публий Рутилий Руф отправился домой, обитатели дома Метелла разошлись по своим спальням. Югурта, разморенный отличной пищей, вином и приятной компанией, спал крепко, без сновидений.

Когда слуга его разбудил, Югурта почувствовал себя отдохнувшим и свежим. Он принял горячую ванну и облачился в мантию. Ему завили волосы и бороду, выбрили щеки, надели на него золотые и серебряные бусы, надушили, украсили диадемой и драгоценностями /кстати, строго учтенные казначеем: после триумфального шествия их следовало отослать на Кампус Марция для дележа, как воинскую добычу/.

– Сегодня, – сообщил Югурта своим сыновьям по дороге на Кампус Марция, – я впервые увижу Рим.

Сулла встретил их среди хаоса толпы, освещенной лишь факелами, хотя из-за Эсквилина уже вставало солнце. Югурте показалось, что вся эта толкотня и шумиха понадобилась только для того, чтобы привлечь на Вилла Публика побольше народу.

Цепи, сковывавшие Югурту, были скорее символическими: куда бежать побежденному царю?

– Вчера вечером мы говорили о тебе, – доверительно сообщил Югурта.

– Да? – отозвался Сулла, одетый в серебряные доспехи и наколенники, серебряный аттический шлем, украшенный алыми перьями, и в алый плащ.

Югурта, привыкший видеть Суллу в широкополой соломенной шляпе, даже не сразу узнал его. Позади Суллы слуги установили внушительные декорации с изображением его воинских подвигов.

– Да, – подтвердил Югурта. – Мы спорили, кто же в действительности выиграл войну против меня – Гай Марий или ты.

Светлые глаза Сулла остановились на лице Югурты:

– Интересный спор, царь. На чьей же стороне был ты?

– На стороне того, кто прав. Я сказал, что войну выиграл Марий. Он принимал решения, а остальные выполняли их. В том числе и ты. И по его решению ты встретился с моим тестем Бокхом. Помолчав, Югурта с улыбкой добавил:

– Но поддержал меня только Публий Рутилий, мой старый друг. Квинт Цецилий и его сын считают, что выиграл войну ты – потому что взял меня в плен.

– Ты прав, – согласился Сулла.

– Относительно.

– Нет, абсолютно. Я никогда не находил общего языка с ними, – он кивнул в сторону солдат. – Не испытываю к ним никаких чувств.

– Ты умеешь это скрывать, – заметил Югурта.

– Да они об этом знают. Войну он выиграл – с их помощью. То, что сделал я, мог совершить любой легат… Ты провел хороший вечер, царь?

– Прекрасный.

Югурта тряхнул цепями, и они показались ему очень легкими.

– Квинт Цецилий и его сын устроили для меня великолепный обед. Если нумидийца спросить, что бы он хотел съесть перед смертью, он ответит: «Улиток». Вчера вечером я ел улиток.

– И сейчас ты сыт и доволен, царь.

– Воистину! Должен сказать, сытый желудок – верная дорога к смерти, – усмехнулся Югурта.

– Это я должен знать, – возразил Сулла, оскалив гнилые зубы.

Югурта тут же погасил улыбку:

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас состоится мое триумфальное шествие, царь Югурта. Значит, только я могу сказать – как ты умрешь. Вообще-то тебя должны бы повесить… Но не обязательно. Есть ведь и другие способы… Например, сгноить тебя в Туллиануме, – Сулла улыбнулся еще шире. – После такого роскошного обеда – и особенно после попытки посеять разногласия между мной и моими соратниками – я думаю, было бы обидно, если бы ты не успел переварить вчерашних улиток. Так что тебя не повесят, царь. Ты будешь умирать медленно.

К счастью, сыновья Югурты стояли далеко и не слышали слов Суллы. Югурта видел, как тот прощально помахал ему рукой и как подбежавшие к царевичам воины проверили их цепи. Он в панике огляделся. Слуги разносили лавровые венки и гирлянды, музыканты готовили свои роги и причудливые трубы, увенчанные лошадиными головами, танцоры повторяли пируэты, лошади фыркали и в нетерпении рыли копытами землю, запряженные в повозки быки сонно покачивали в цветочных гирляндах рогами; стоял маленький ослик в нелепой соломенной шляпке, украшенной лавром, и его длинные уши торчали из специально вырезанных дыр; беззубая старая ведьма с высохшей грудью, закутанная с ног до головы в пурпурную с золотом ткань сидела на запряженной этим осликом повозке с видом первой в мире красавицы и таращила на царя глаза – глаза собаки, охраняющей преисподнюю ада; у нее должно быть три головы…

А шествие уже началось. Обычно Сенат и все магистры, кроме консулов, шли впереди; следом – лучшие музыканты, танцоры и комедианты, за ними – повозки с военными трофеями, а там уж – все остальные танцоры, музыканты и комедианты, предназначенные в жертву животные, жрецы. Вслед за ними – самые знатные пленники и отличившийся в битве военачальник на специальной колеснице. И, замыкая шествие, маршировали легионы. Но Гай Марий изменил традиционную последовательность шествия так, что он должен был достигнуть Капитолия и принести жертву прежде, чем вступить в должность консула, после чего пройти инаугурацию в Сенате, а затем уже провести пир в храме Юпитера.

Югурта смог, наконец, в первый – и последний – раз пройти по улицам Рима. Какая разница как умирать? Человек рано или поздно должен умереть, и нужно наслаждаться жизнью, даже если она заканчивается поражением. Он хорошо распорядился деньгами этих римлян. Его умерший брат Бомилкар… Он ведь тоже окончил свои дни в тюрьме. Наверное, братоубийство неугодно богам. Неважно ради чего оно совершается. В конце концов, только боги знают, сколько всего родственной крови пролито – если не им самим, то по его вине. Разве личное неучастие отмоет руки от крови?

О, как высоки эти здания! Шествие двигалось по Викус Тускус в Велабруме – в части города, застроенной инсулами. Казалось, что они хотят обнять друг друга и, нависая над узкими улочками, вот-вот обрушатся на головы прохожих. В каждом окне виднелись радостные лица, и Югурта с изумлением заметил, что они улыбаются и ему тоже – и, зная, что он умрет, шлют ему наилучшие пожелания.