Баязет - Пикуль Валентин

Следовал долгий рассказ о том, как лечится птичий понос. Некрасов слушал, отвечал вполне учтиво:

– Забавно! Весьма забавно…

– Прошу, – полковник придвинул к нему сигары.

Юрий Тимофеевич, не найдя щипчиков, кончик сигары откусил и оглядывался, куда бы сплюнуть.

– Да на пол! – ухарским жестом разрешил полковник.

Некрасов сплюнул табак на пол. «Ох, и дошлая же ты скотина!» – решил он про жандарма, который, поднося Некрасову спичку, не уставал говорить:

– Сам не верю. И другим не по-зво-лю. Так и телеграфировал его высокопревосходительству. Однако долг службы… Не имейте на меня сердца, что поделаешь!

– Я понимаю, – отозвался Некрасов, идя на помощь стыдливому жандарму. – Это ваш долг, и выполняйте его. Мой же долг постараться доказать вам…

– Э, бросьте! – игриво отмахнулся Васильев-Бешенцев. – Будем проще. Мне, знаете ли, Юрий Тимофеевич, эта служба уже вот где… – Он похлопал себя по затылку, собранному в трехрядку. – А тут еще реформы пошли. При Николае-то Павлыче, царствие ему небесное, хорошо было. Просто! Уезжаю я, понимаете, в Пермь. «Какие инструкции, государь?» – интересуюсь. А он достает платок, дает его мне и говорит: «Вот тебе моя инструкция: утри слезы всем униженным и оскорбленным…» Хорошо служить при нем было. Простота, ясность!

Некрасов курил. Слушал. Улыбался.

– Теперь не то. Совсем не то, – жаловался полковник. – У меня вот жена, детишки. Музицируют! Да-с… А тут, придя домой, юриспруденцию изучать надобно. Требуют! Говорят – надо… Кстати, – он поманил Некрасова пальцем, озорно подмигнул ему: – Вы не слышали такого?

И полковник, упиваясь, прочел со смаком:

• У цепного моста видел я потеху;
• Черт, держась за пузо, подыхал со смеху:
• «Батюшки, нет мочи – умираю, право,
• В Третьем отделенье изучают право,
• Право – на бесправье? Этак скоро, братцы,
• Мне за богословье надо приниматься!..»

– Что, здорово? – спросил Васильев-Бешенцев. – Ваши друзья – вольнодумцы и ниспровергатели, а слог у них встречается отменный. И шутят остро!

Он откинулся на спинку кресла и, пристально поглядев на штабс-капитана, снова ринулся в дискуссию с воображаемым противником:

– Однако вам-то что за дело до этой войны, которую ведет матушка Россия на страх врагам?.. Молчите? И верно делаете, что молчите. А то еще и маскируются, имена себе придумывают… Вроде – Армана Росса!

Юрий Тимофеевич почувствовал, что при этом имени может измениться лицом, а потому сразу же замаскировался клубами табачного дыма. Но полковник был не дурак: он живехонько разогнал дым рукою и сразу же изменил тон:

– Арман Росс, а иначе – мещанин Сажин. Тот самый, что звал вас в прошлом году в Черногорию примкнуть к балканским инсургентам, – вы знаете, где он сейчас?

– Сие справедливо лишь отчасти, – спокойно возразил Юрий Тимофеевич. – В прошлом году я желал оказаться волонтером, но следовал лишь за генералом Черняевым, который бежал тогда из Москвы, бросив свою нотариальную контору. А мещанина Сажина, о коем вы меня спрашиваете, я не знаю…

– Черняев, – тоже очень спокойно возразил Васильев-Бешенцев, – всего лишь любитель славы, завидующий славе Скобелева. Государь с ним повздорил, государь с ним и помирится. А ваш друг Сажин – опасный преступник, преступивший чрез законы империи… Мне очень печально, господин штабс-капитан, но вы правды мне не сказали, и я не буду настаивать на вашем признании. Позвольте еще один вопрос…

– Пожалуйста!

Полковник небрежно выкинул перед ним фотографию Верочки Фигнер, смотревшей на мир пытливым взглядом юной девушки.

– Это Вера Фигнер, – сказал полковник. – Я помогаю вам назвать ее потому, господин капитан, чтобы вы не выглядели глупо, если откажетесь признать ее своей знакомой. Ее знают многие из петербургской молодежи. И вы тоже.

– Странно, – удивился Некрасов, – вы навязываете мне знакомства, которых я, может быть, и не желал бы иметь. Эта девица совсем не в моем вкусе. Я склонен увлекаться больше брюнетками. И нехуденькими…

– Допустим, – согласился полковник. – Но у меня в этой масти не один козырь имеется. Чем вы покроете этот?

Снова фотография, – хорошая, четкая, на толстом картоне. Изображен на ней друг Желябова – кличка его Маркиз, но настоящего его имени Некрасов действительно не знал. Встречались они только единожды – на квартире Лизогуба.

– И в этом случае, – ответил Некрасов, – помочь вам, к сожалению, не могу.