По воле судьбы - Маккалоу Колин

Он посмотрел поверх толпы на отряд ликторов, спешно марширующий по Форуму от храма Юпитера Статора.

— Все, дорогие сограждане. Больше я говорить не могу. Сюда направляются слуги Сената, чтобы препроводить нас в тюрьму, а я в тюрьму не хочу! Я еду к Гаю Цезарю вместе с моим храбрым другом Квинтом Кассием, а также с Гаем Курионом и Марком Целием, с этими широко известными и прославленными защитниками интересов народа. Я собираюсь показать Гаю Цезарю, чем стал Сенат! Там теперь царит очень злобное, очень коварное меньшинство, навязывающее почтенным отцам свою волю и не терпящее никаких других мнений! Они ненавидят Гая Цезаря, они порочат его! А сами уже превратили в пародию конституцию Рима! Не поддавайтесь им, граждане, и ждите Цезаря, который всех вас защитит!

Широко улыбнувшись и весело махнув рукой, Антоний сошел с ростры под приветственные крики собравшихся. К тому времени, как ликторы пробились через толпу, он со своими товарищами был уже далеко.

В храме же Юпитера Статора все теперь шло как по маслу. Очень немногие из присутствующих голосовали против senatus consultum ultimum. Декрет о введении чрезвычайного положения был принят практически единогласно. Кое-кого, правда, несколько удивляло странное поведение старшего консула. Гай Марцелл-младший был хмур и молчалив, он с трудом присоединился к большинству, когда пришло время голосовать, потом устало вернулся к своему курульному креслу. Нет, другие Марцеллы, теперешние экс-консулы, были гораздо внушительнее, чем их вялый родич.

Вернулись ликторы. С пустыми руками, но это никого не смутило. Голосование уже прошло, и новый декрет был официально записан.

— Прервемся до завтра, — сказал удовлетворенно Лентул Крус. — И вновь соберемся на Марсовом поле. Наш уважаемый консуляр и проконсул Гней Помпей Магн присоединится к нам.

— Мне кажется, — сказал Сервий Сульпиций Руф, бывший старшим консулом в год консульства Марка Марцелла, — все это означает, что мы объявили войну Гаю Цезарю. Но ведь он не идет на Рим.

— Мы уже объявили войну, — сказал Марцелл-старший, — когда вручили меч Гнею Помпею.

— Это Цезарь объявил нам войну! — громко крикнул Катон. — Отказавшись принять директивы Сената, он поставил себя вне закона.

— Но, — спокойно возразил Сервий Сульпиций, — врагом народа он еще не объявлен. Разве вы не должны это сделать?

— Да, должны, — промямлил Лентул Крус, чей цвет лица и затрудненное дыхание вновь стали свидетельствовать о его нездоровье, а Марцелл-младший и вовсе обмяк.

— Но вы не можете, — торжествующе сказал Луций Котта, родич Цезаря, голосовавший против декрета. — До сих пор Цезарь не сделал ни одного шага к гражданской войне. Пока он не сделает этого шага, он не враг народа и не может быть им объявлен.

— Важно ударить первыми, — сказал Катон.

— Вот-вот, Марк Катон, — облегченно вздохнул Лентул Крус. — Поэтому-то завтра мы и встречаемся на Марсовом поле. Чтобы наш военный эксперт посоветовал нам, как это сделать и где.

Но в восьмой день января, когда сенаторы собрались в курии Помпея, их военный эксперт четко объяснил, что он не думал ни о каком ударе, как и о том, где его нанести. Сейчас надо думать о наращивании сил, а не о тактических планах.

— Мы должны помнить, — сказал он Палате, — что все легионы Цезаря настроены против него. Если Цезарь велит им пойти на Рим, вряд ли они подчинятся. Что касается нашего войска, то у нас под рукой уже три легиона благодаря активному набору за последние несколько дней. Семь моих легионов в Испаниях, но люди за ними посланы. Жаль, что в этот сезон их нельзя переправить по морю. Но они пройдут сушей, а Цезарь, сидя в Равенне, вряд ли сумеет встать у них на пути. — Он весело улыбнулся. — Почтенные отцы, уверяю, никаких поводов для беспокойства у нас с вами нет.

Каждый день Сенат собирался, деятельно готовясь к любым неожиданностям. Когда Фауст Сулла предложил наделить нумидийского царя Юбу статусом друга и союзника Рима, Гай Марцелл-младший вынырнул из апатии и похвалил Фауста Суллу. Предложение прошло. И когда тот же Фауст Сулла предложил Сенату направить его послом в Мавританию для переговоров с царями Бокхом и Богудом, Марцелл-младший снова выказал одобрение. Но сын Филиппа, плебейский трибун, наложил вето на эту идею.

— Ты как твой папаша: и нашим, и вашим, — пробурчал недовольно Катон.

— Нет, Марк Катон, уверяю тебя. Если Цезарь предпримет что-то враждебное, Фауст Сулла будет нужен нам здесь, — твердо ответил Филипп.