Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Шевельнулось сказать посмелей:

– Если мы и боимся за Петроград, то только в том отношении, что отсюда не всегда идёт здоровый дух. Заявления, что война окончена, вселяют в армии беспокойство.

Вопрос (на поддержку генералу): братание?

– Да, к сожалению. Но это позорное явление постепенно ликвидируется. Противник возлагает большие, но ложные надежды, что революция и пропаганда разложат нашу армию сами собой.

А можно ли ожидать в ближайшее время генеральных сражений?

– Да. Этим летом развернётся генеральное сражение и на Западе, и на Востоке. Вообще, 1917 год – решающий год в мировой войне, ибо народы так устали, что вряд ли смогут проявить способность к борьбе больше 4-6 месяцев.

Верят ли в победу союзники?

– Они непоколебимы. А у нас… – вздохнул, – у нас, к сожалению, мечты не о победе, а об установлении тихой мирной жизни. Даже вступление в войну Соединённых Штатов у нас не произвело впечатления.

Есть ли в армии ячейки или гнёзда, на которые могла бы опереться контрреволюция?

– Нет! От генерала до солдата все преданы новому строю. Надо было видеть, – прилгалось невольно, – тот искренний порыв, каким был встречен переворот в армии… В общем, мы переживаем сейчас чудесное, но больное время. Будем надеяться, что этот временный кошмар исчезнет.

А может быть, нужно было говорить всё – не так? ударить в набат: разваливают Армию до конца?!

Боялся дать знать немцам.

Боялся столкновения с Советом.

И подорвать министров…

59 (Петроградские улицы перед вечером 20 апреля)

* * *

Со средины дня по Петрограду потекли слухи, что восстали полки, заблокировали Мариинский дворец и арестовали Временное правительство.

– Да что ж мы бездействуем, господа? Надо – вызволять правительство?!

А – как?…

* * *

Стал оживляться Невский. Там и сям собирались возбужденные группы. Единомышленные, в них не спорят, а все возмущаются. Поднимаются и ораторы на случайных возвышениях:

– Да что ж это делается, господа? Да это же – не царское, это – наше революционное правительство!

Летучие митинги переливаются один в другой. Надо – идти?… А куда мы пойдём? И что из этого будет?

Идти? Тогда надо и – нести. А – что? Красные флаги, их ещё много везде осталось. И плакаты, их тоже осталось от 1 мая. Хоть они – не о том.

Всё же стали – идти… Сперва неуверенно.

Но к ним примыкают.

* * *

Но и так: идёт по Невскому беспорядочная толпа 16-17-летних и несут „Долой Милюкова”. Военный врач спрашивает одного:

– А как быть с Временным правительством?

– Пускай сидит.

* * *

Всё более заливается Невский манифестациями, сочувственными Милюкову и Временному правительству. Уже – многосотенные, жители центра. И идут – через Фонтанку, через Мойку – на Мариинскую. Вызволять!

Уличное движение замедлилось, но трамваи пролетают.

* * *

На углу Морской пересечение: с Мариинской площади уходил 180 полк, а от Мойки подошла манифестация штатских – котелки, студенческие фуражки, шляпки. Из солдатского строя закричали:

– Долой!

Но невские манифестанты не спустили плаката: „Да здравствует Временное правительство!” Тогда солдаты из строя кинулись на этих чистюль с кулаками, огрели кой-кого, а плакат изорвали штыками. Те и публика с тротуара кричали:

– Насилие! Произвол!

А солдаты:

– Долой провокацию!

Но – подхватились, и к своему строю, драка не развязалась. А публика – собралась гуще, негодовали. Высокий офицер выразил общее недоумение, что солдаты позволили себе такой поступок по отношению к гражданам, так же свободно, как они сами, выражающим своё мнение.

* * *

После конца заводской дневной смены стали появляться рабочие демонстрации и в центре города. Шли в рабочей одежде, несли редко красные флаги, да оставшиеся плакаты: „Стать под знамёна Циммервальда”, „Всеобщее страхование жизни за счёт государства”. Несколько сот с революционными песнями прошли до Знаменской площади, но там не задержались, ушли по Лиговке.

И ещё вослед – толпа работниц, четыреста-пятьсот, среди них и подростки, с „Долой Милюкова” и пением „Отречёмся от старого мира” быстро-быстро шли по Невскому к Знаменской, будто им надо только отбыть проходку.