Через тернии – к звездам. Исторические миниатюры - Пикуль Валентин

Латкин, умудрен опытом, легонько осаживал его:

– Коли тебе своя шея недорога, так ломай ее! Я уже пытался освоить вывоз лиственницы с Печоры, да – шалишь, брат… Не от добра покинул родимую зырянскую Усть-Цильму!

Михаил женился на своей ученице Ольге Латкиной, самоучкой постигал основы химии и геологии, вникал в славную историю мореходов и землепроходцев. Сибирь уже тогда пересыпала в руках бродяг червонные россыпи… Сидоров говорил юной жене:

– Что можно сделать при отсутствии капиталов? Ничего! И все-таки можно. Надобно за гроши скупать участки, которые золотоискатели уже прочесали, но золота там не обнаружили.

– Не обнаружили, потому как нету там золота.

– Не всегда так! Надо уметь искать…

По дешевке скупал он земли вдоль Енисея, с каждым годом поднимаясь все выше по течению реки, промывал породу в тазах, не теряя надежды, что рано или поздно, но в тазу сверкнет золотишко, и тогда грандиозные планы жизни станут явью. Целых пять лет, терпя жестокие лишения, искусанный гнусом, он бродил по притокам великой реки, а в 1850 году его занесло на Подкаменную Тунгуску; мрачно тут было, нелюдимо и жутковато, по следу одинокого золотоискателя шли хищные звери… Случайно поднял мох – золото! Отодвинул камень на берегу – золото! Забежал по колено в реку – на него смотрело из-под воды золотое дно!

Это было так неожиданно, что он даже не обрадовался.

– Ну, вот и миллионы, – сказал он себе…

Возле своего дома в Красноярске он поставил пушки.

– Это я в Архангельске от полиции да от губернаторов бегал, а теперь… возьми-ка меня! Как пальну из своей личной артиллерии, так с любого генерала вся позолота сразу осыплется…

Первогильдейские торгаши стали его уважать:

– Коли ты, Мишка, мильенов нахапался, так первым делом езжай до самого Парижу… Городишко веселый, не хуже Тобольска выглядит! Я, эвон, с кумом Пантелеичем две недели в Париже пробыл.

– У меня на уме другое, – отвечал Сидоров, – хочу основать университет.

– Рехнулся? И де хошь основать?

– Здесь же – в Сибири.

Но тут началась война в Крыму, и он сказал жене:

– Оля, сейчас в Севастополе поставлена на карту честь России. Я был бы плохим патриотом, если бы…

И все, что дали ему за последние годы прииски, все безвозмездно отдал Сидоров на нужды армии. Кошелек стал пуст.

– Опять я беден. Даже приятно начинать все сначала…

А дела шли прекрасно.

За десять лет он намыл тысячу пудов золота, дав казне три миллиона чистой прибыли, и, сильно разбогатев, отправился в Петербург, где предложил Академии наук принять от него доходы с приисков, дабы открыть в Сибири университет.

Академики поняли Сидорова как должно:

– Университет нужен! Ваш щедрый дар принимаем…

Но тут пошли всякие “мнения” сановников, отписки министров. Над великой империей от берегов Невы до Амура порхали казенные бумаги, а граф Муравьев-Амурский прямо заявил Сидорову:

– С такими деньгами да с такими сумасшедшими проектами вам бы, Михаила Константинович, жить в Америке – вашим именем там бы город назвали! А здесь вы поторопились жить и чувствовать – наша Сибирь-матушка еще не доросла до диплома университетского.

В 1864 году дело с университетом заглохло окончательно, и Ольга Васильевна заметила в муже большую перемену: он как-то равнодушно взирал на поток золота, что рекою тек в его мошну, Сидоров сделался мрачен, внутренне слишком напряжен.

– Ты можешь сказать – что с тобою?

– Я пришел к выводу, что золото само по себе ничего изменить не способно. Я перестал ценить его власть. Теперь я сознательно стану обращать свои прибыли себе же в убыток ради пропаганды освоения сокровищ Севера и надеюсь, что потомство мою жертву оценит. – Он прошелся по шкурам белых полярных медведей, скаливших на него розовые пасти из углов комнаты. – Мне уже сорок лет, – сказал он продуманно, – и остаток жизни я должен посвятить исполнению мечтаний юности. Иначе – зачем жить?.. В конце концов, – горько усмехнулся Сидоров, – всего золота из Сибири мне не вычерпать, да это и ни к чему: мне уже хватит!

–  На твои фантазии хватит, – сказала жена.

– На твои тоже, голубушка! – отмахнулся он. – Я тебе ни в чем не отказываю. Вот единственные штаны, которые на мне, и больше мне ничего не надо. А ты можешь ехать в Париж и безумствуй там в магазинах, сколько тебе угодно.