Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Сами здания и обстановку он нашёл в ужасном состоянии. Два венских стула почему-то были водружены высоко на дереве.

Но, вопреки ожиданиям Алексея Васильевича, памятник Столыпину стоял неприкосновенно.

* * *

Двухмесячный поиск личных вещей Пушкина, украденных из Александровского лицея, не дал результатов. Подозреваемые освобождены за недостатком улик.

122

Обсуждать вопрос о входе-невходе в правительство собрался ИК около полудня. Исполкомовских солдат теперь перетолкнули в Исполнительную комиссию, здешние обсуждения им не по зубам, а особенно сегодня — дело партийное. Но и члены ИК собрались не все — около полусотни. Да вызванных шестеро из московского Совета — а эти, как известно, все были против коалиции.

А так как и все петроградские социал-демократы — от правых меньшевиков и до большевиков — тоже против. И левые интернационалисты — против. А эсеры, хотя сочувствовали входу в правительство, но и посегодня не решились вынести о том резолюцию, — то кто и оставался за? — трудовики да народные социалисты.

Перевес против коалиции был заранее явный, и это определилось в первых же исходных заявлениях, сделанных от каждой партии.

Но начались прения. Собственно, и в них не ожидалось ничего нового: все главные доводы и за и против уже были изложены в партийных газетах, и тут их лишь повторяли. Но там были только пожелания, а прозвучав тут — эти же доводы вели теперь к решающему голосованию о судьбе революции! — да кажется и страны?..

Но — как бомбу взорвал тут среди них худенький Гиммер! То-то он накануне всё оббегал с карандашом и блокнотом всех главных лидеров, просил высказаться о коалиции для „Новой жизни”. Ну, думали, журналист, упивается своей новой газетой. А у него, значит, была острая цель, он вымечал политическую конфигурацию. И вот — один из самых левых в ИК — что же теперь он прорезал к изумлению всех? Да кто же настойчивее его обличал империалистическую буржуазию? Кто резче его поносил Временное правительство вот сейчас, после апрельского кризиса, во всём виня, что правительство Милюкова есть правительство гражданской войны? Кто страстней его обзывал оппортунистами и соглашателями нынешнее большинство ИК? И вот, когда это большинство последовательно революционно отшатывалось от коалиции — перец-Гиммер жгуче выступил за коалицию, за!

Он был непредсказуем!

(А вот в чём дело: ведь он — никто тут этого по-настоящему не оценивал — был главным мозгом и поэтом Февральской революции: ведь это он придумал, чтобы на первое время в правительство села одна буржуазия. Но — лишь на первое время! — выстилая путь пролетарской демократии. А теперь, по схеме, пришёл второй этап: пролетариат должен вытеснять буржуазию из правительства. И поэтому — надо идти пока в коалицию. Конечно, Гиммер понимал, кто пойдёт туда, — не последовательные революционеры, как он сам, как большевики, — пойдут в правительство жалкие вялые правые соглашатели, оборонцы, — но для начала пусть хоть они. Однако Доктрина требует когда-то это движение начать.)

Да он — десятком искристых способов мог бы сейчас тут аргументировать, если б его не ограничивали во времени. Ну хоть так:

— Коалиция — не единственный выход, но вполне возможный, и обсуждать его — теоретически законно. В марте социалисты не могли войти в правительство не только по общим законам марксизма, но и потому, что не могли взять на себя ответственность за ведомую войну. Да, внешняя политика Временного правительства — узко классовая, империалистическая, но вот наступила новая фаза: апрельский кризис опроверг империалистическую политику! Возникли своеобразные исключительные условия: эволюция настроения масс, невиданная сила организованной демократии, сдвиг власти в сторону демократии! — и уже нет риска для социалистов, что они в правительстве станут орудием буржуазии. Войти — но не в качестве заложников! Никаких „министров без портфеля”! Войти — решающей силой! И направить правительство — ко всеевропейскому миру!

Мы видим, что здесь сейчас готовится простой механический вотум. Но это будет безответственный вотум ответственных людей. Сохранение „чистоты пролетарских риз” только заслоняет суть дела. В стране — нет парламента, а Совет, как бы мы хитро ни увиливали, — уже есть революционная власть. Но теперь мы бываем вынуждены санкционировать такие меры, в разработке которых мы не принимали участия, и каких сами бы мы, если бы состояли в правительстве, не провели. Нам приходится уступать просто для того, чтоб не оставить страну в одном случае без хлеба, в другом без топлива. Всегда Совет оказывается перед фактом уже принятого решения, и остаётся только поддерживать его.