Борис Пастернак - Быков Дмитрий Львович

3

«Август» будет последним его стихотворением, которое мы здесь разбираем.

Федин, как мы помним, поражался тому, что — «все о смерти, а вместе с тем столько жизни!». Для Пастернака тут никакого противоречия нет. Странно другое: такая гордыня — и столько смирения.

Это четырнадцатое стихотворение живаговского цикла. Оно написано в 1953 году, к пятидесятилетию чудесного спасения во время скачки в ночное,— но, конечно, этим поводом дело не ограничивается. Пастернак всю жизнь писал реквиемы и эпитафии, ибо видел цель искусства в увековечении всего смертного, исчезающего: может быть, никакого другого бессмертия и не дано — во всяком случае, явных указаний на его веру в личное бессмертие в романе да и в письмах нет. Об этом таинстве вслух говорить бессмысленно — искусство тут умолкает; его земное дело — сохранять облик ушедших. «Август» — автоэпитафия, одно из немногих стихотворений Пастернака о собственной смерти. Это прощание с Живаго, с романом, с жизнью.

• Я вспомнил, по какому поводу
• Слегка увлажнена подушка.
• Мне снилось, что ко мне на проводы
• Шли по лесу вы друг за дружкой.

• Вы шли толпою, врозь и парами,
• Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
• Шестое августа по-старому,
• Преображение Господне.

• Обыкновенно свет без пламени
• Нисходит в этот день с Фавора,
• И осень, ясная как знаменье,
• К себе приковывает взоры.

• И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
• Нагой, трепещущий ольшаник
• В имбирно-красный лес кладбищенский,
• Горевший, как печатный пряник.

• С притихшими его вершинами
• Соседствовало небо важно,
• И голосами петушиными
• Перекликалась даль протяжно.

• В лесу казенной землемершею
• Стояла смерть среди погоста,
• Смотря в лицо мое умершее,
• Чтоб вырыть яму мне по росту.

• Был всеми ощутим физически
• Спокойный голос чей-то рядом.
• То прежний голос мой провидческий
• Звучал, нетронутый распадом…

Называть свой голос «провидческим» — как это не по-пастернаковски! Но ведь в пятидесятые смирение, во многом искусственное,— отброшено. И речь идет не о том, что художник становится Богом,— а о том, что смерть становится торжеством. Это и есть преображение.

• «Прощай, лазурь Преображенская
• И золото Второго Спаса,
• Смягчи последней лаской женскою
• Мне горечь рокового часа.

• Прощайте, годы безвременщины!
• Простимся, бездне унижений
• Бросающая вызов женщина!
• Я — поле твоего сраженья.

• Прощай, размах крыла расправленный,
• Полета вольное упорство,
• И образ мира, в слове явленный,
• И творчество, и чудотворство».

«Август» — стихи о том, как смерть наконец стирает грани между временем и вечностью, между человеческим и божественным: свершаются два преображения. О первом нам знать ничего не дано — что происходит после смерти, о том никто еще не рассказал. Но второе очевидно всем: поэт, только что живший среди современников, травимый, хвалимый, любимый и ненавидимый,— ушел от повседневности, путь его завершен, и то, что вчера еще было рядом, отдалилось навеки. Величие его теперь несомненно, высшая логика пути ясна,— и случается такое преображение не только с художниками, а со всеми, кто не мешал Создателю лепитьих судьбы, с любым, кто следовал предназначению и был равен себе. «Август» — великое утешение, преображение скорби в торжество, разрешение долгих мук, растворяющихся в сиянии Преображенской лазури. Юрий Живаго умер в конце августа 1929 года — Пастернак наделил его пророческим даром. Август — последний месяц лета, плодоношенье, избыток — яблоня, отягощенная плодами, которую Пастернак так любил и которой себя уподоблял. Август — высшая точка года, лихорадочное, тревожное празднество на пороге увяданья; расцвет, переходящий в осыпание и гибель. Все стихотворения Живаго созданы в этой точке, в апогее силы и зрелости, когда летнее буйство еще не до конца отшумело, а осенняя прозрачная ясность уже проступила. Август — время предела, точка экстремума; со смертью Пастернака кончилось жаркое и грозовое лето двадцатого века. После него наступила осень — мутная и слякотная.