Мальчики с бантиками - Пикуль Валентин

Новые кинофильмы доставлялись в Савватьево редко, зрелищами юнг не баловали. Напряжение страны познавалось по сводкам Информбюро и на политзанятиях: от юнг требовали знания военного и политического положения в мире. Иногда по вечерам далекая Москва транслировала на Соловки отличные концерты. Над святыми озерами, над усопшими в древности скитами, над землянками юнг разливалась бравурная хабанера Бизе, звучала патетическая Арагонская хота Глинки, печали и восторги жизни пробуждал гениальный Чайковский… Музыка обретала особую красоту.

– Вот ведь как! – говорили юнги. – Плевать я раньше хотел на эту музыку. А сейчас она всю душу переворачивает, даже непонятно: что со мною? Слезы сами выжимаются…

В клубе юнг появилась самодеятельность – слабенькая, потому что юнги нажимали на учение, а в самодеятельность шли больше лентяи; пристроился туда и Витька Синяков, лихо работавший ногами – чечеточник! Но зато рота радистов уже породила своего поэта – Эс Васильева, и по Школе юнг блуждали нездоровые, панические слухи, будто поэту на камбузе дают по три порции…

Настал последний день сорок второго года. В этот день педагоги, благодушествуя, никому не «врезали» двойки. Чувствовался праздник – большой и веселый. Но все было иначе – не как дома! Елок не покупали, ибо на каждом шагу стояла праздничная елка, украшенная серебром инея. На ужин дали какао, после чего юнги отправились в клуб на концерт. Витька Синяков и в самом деле подметок не жалел, словно грохотом казенной обуви он хотел заглушить свои двойки и тройки. Роль конферансье исполнял старшина Колесник, любивший покрасоваться. Он объявил:

– А сейчас с собственным сочинением в стихах выступит перед вами известный соловецкий писатель – юнга Эс Васильев…

Рота радистов заранее кричала «бис». Савка вытянул шею из воротника шинели, мял в руках шапку с курчавым мехом. Первый писатель в его жизни, и вот сейчас он его увидит. Качнулся занавес, поэт предстал, сверкая надраенной бляхой на сытом животе. Голова у Эс Васильева – громадная, как котел. Он громко прочитал:

• Эсминцы – любовь моя ранняя.
• Как я завидовал старшим,
• Что на мостиках мокрых ранены,
• Выводили эсминцы в марше.

• Этот марш – по волнам, по зыбям,
• Этот марш – под осколочный свист,
• Этот марш – по звездам, по рыбам,
• Только ветра натужный свист.

• От судьбы никаких мне гостинцев
• Не нужно. А лишь бы иметь
• Юность звонкую на эсминцах,
• На эсминцах принять мне смерть!

Никто не заметил, что во второй строфе поэт не нашел рифмы. Из рядов поднялся капитан первого ранга Аграмов в своем кожаном пальто и пожал руку Васильеву – такой чести мало кто удостаивался.

Роты расходились в новогоднюю ночь. Радисты пели:

• Мы юнги флота – крепки, как бронь,
• За жизнь народа несем огонь.
• Германским зверям мы отомстим.
• В победу верим – мы победим!

Рулевые, колыхаясь на снегу черной и плотной стенкой, вели свою песню, и грубые голоса боцманов, входивших в состав этой роты, задавали тон остальным:

• Пусть в море нас ветер встречает,
• «Гремящий» не сбавит свой ход,
• И стаи стремительных чаек
• Проводят гвардейцев в поход…

Вот и новогодняя ночь – для многих она первая, которую они проведут вне дома. Перед разводом по кубрикам Кравцов поздравил юнг.

– В новом году, – пожелал он роте, – усильте свои успехи в учебе и дисциплине. А сейчас можете весело праздновать.

– Чего праздновать? – спросил Синяков. – Выпить дадут?

– Я дам тебе выпить, – сказал лейтенант Витьке. – Кусок хозяйственного мыла разведу в самом большом ведре с водой – и можешь пить, сколько душа твоя примет…

Время шло к двенадцати, но старшина Росомаха сегодня не рычал, чтобы юнги расползались по нарам. По радио передавали новогоднюю речь Калинина. Савка вышел в тамбур, взял лыжи покороче и прямо с горушки нырнул в ночной лес. Ему хотелось побыть одному, чтобы домечтать обо всем, что еще не исполнилось в жизни и, кажется, не скоро исполнится.

Савка чересчур размечтался и на крутом спуске врезался в ствол сосны. Еще не опомнился, глядя на яркую россыпь звезд над собою, как рядом с ним просвистели чьи-то лыжи и тень человека воткнула в глубокий снег палки.

– Вставай, пентюх, – сказал ему Джек Баранов.

– Это ты? Чего ты здесь?

– Да увидел, что ты ушел, тоже стал на лыжи и побежал за тобой. Ночь… лес… мороз… Мало ли что может случиться!