Мыс Трафальгар - Перес-Реверте Артуро

Маррахо все еще думает об этом, то ли недоумевая, то ли возмущаясь, когда видит, что гардемарин перекрестился, стиснул зубы, вжал голову в плечи и ринулся бегом по палубе, перескакивая через кучи обломков, к грот-мачте. Вот дьявольщина. И тут – бывает же такое в жизни, – не думая больше ни о чем, Николас Маррахо поднимает лицо к небу и громко, отчетливо обкладывает трехэтажным матом дона Рикардо Макуа и господа бога – именно в таком порядке, а потом сломя голову бросается вслед за мальчишкой, сам хорошенько не зная, почему. Может, потому, что у него вся душа перевернулась, когда он увидел, как тот, совсем один, бежит по разбитой палубе к этой идиотской разноцветной тряпке.

Ну, вот сейчас мне и влепят, думает он, чувствуя, как горят задыхающиеся легкие. Сейчас мне влепят в башку или в самые яйца, а то, может, меня и совсем разнесет в клочья, эх, кто бы сказал мне, что делает сын моей матери посреди всей этой заварушки и чьи это дурацкие ноги сорвали меня с места и потащили вслед за сосунком. Интересно, сколько я успею пробежать, прежде чем какое-нибудь паршивое английское ядро снесет мне башку или руку по самое плечо, или одна из этих мушкетных пуль, что звякают вокруг, словно кадило во время крещения, и прямо-таки гоняются за мной, влетит мне в мозги – тут мне и славу споют. Какая карта мне выпадет-, дальняя дорога, марьяжный интерес, смерть? Эх, дурень я, дурень. Пусть кто-нибудь придет, остановит весь этот кошмар и скажет мне, какого черта я тут делаю.

Но, понятное дело, никто ему этого не скажет. Кругом слышно только: рраааа, рррааа, бумм-ба, бумм-баа, треск ломающегося дерева, свист щепок и пуль. Конец света. А посреди него, съежившись у подножия грот-мачты, на коленях на палубе, содрогающейся от каждого нового попадания (эх, распластают меня, как какую-нибудь хаэнскую ящерицу), под свист железа Николас Маррахо дрожащими пальцами помогает юному Фалько прикрепить флаг к фалу. На флаге (ему никогда не приходилось видеть его вблизи) изображена корона, слева замок, справа лев, поднявшийся на задние лапы, а из пасти у этого сукина сына торчит длиннющий язык Небось, жарко ему, как и нам. Наверху, на марсе, фал выскочил из шкива, и с этим ничего не поделаешь. Флаг останется внизу, а Испания останется без кораблей. До второго пришествия. Вот такие дела. Пару секунд гардемарин и Маррахо нерешительно смотрят друг другу в глаза.

– Пошли отсюда, адмирал, – говорит практичный барбатинец.

А парнишка упрям. Он мотает головой, глядя вверх – лицо почернело от пороха и блестит от пота, – на уцелевшие, еще туго натянутые ванты: они идут от одной из консолей штирборта до самого марса, и выбленки не порваны, так что есть куда поставить ногу. Кусок тряпки. Не вздумай, парень, собрался было сказать Маррахо, но прежде, чем он успевает выговорить хотя бы слог, гардемарин хватает флаг, обвязывает его себе вокруг талии, поднимается на ноги и одним прыжком оказывается на консоли, во весь рост над разбитым бортом. Мать его так. Не соображая, что делает, Маррахо вскакивает вслед за ним, чтобы удержать за полу кафтана, и в этот момент, когда они оба как на ладони, словно зайцы на лугу, стрелки на марсах английского трехпалубника, который всего лишь в нескольких саженях справа, потирают руки от радости, ну, ясное дело, и принимаются палить по ним из своих мушкетов, крак, крак, пам, пам, пам, и повсюду начинают жужжать свинцовые осы, щелкая о планшир и разбитое дерево. Чак, чак, чак. Гардемарин, не обращая внимания на пули, вырывает полу своего кафтана из рук Маррахо, ставит ногу на выбленку и уже успевает немного подняться, когда какая-то паскудная пуля впивается ему в ногу, ломая кость (Маррахо слышит звук, похожий на треск сломанной ветки), и гардемарин со сдавленным стоном валится спиной вниз, и Маррахо едва удается отчаянным усилием, снова вцепившись в полу кафтана, сюда, сюда, черт бы тебя побрал, стащить его не палубу, не дав упасть в море.

И тут (и правда в жизни бывает всякое) барба-тинца охватывает безумие. Самое настоящее – на таких надевают смирительную рубашку. Пока мальчишка ползет по палубе, оставляя кровавый след, и пытается как может оторвать кусок рубахи, чтобы перетянуть себе ногу, Маррахо склоняется над ним, двумя движениями сдирает с пояса флаг, выпрямляется во весь рост и, забравшись по разбитым доскам планшира на консоль – теперь ему на все наплевать, – размахивает изорванной тряпкой английскому трехпалубнику. Сволочисукисукиныдетисобакигады, ревет он так, что, кажется, горло вот-вот лопнет. Вгро-буявиделвсехвасподонковивашусукумать, так-васвсехрастакиразэдак. Как бог свят.