Любовь и Рим - Бекитт Лора

Страсть, которую вероятно, осудила бы Юлия, которую осуждает и она, Ливия Альбина, и все же… она способна это понять; да, та самая страсть, что, скорее всего, никогда не затронет ни ее души, ни ее тела.

Ливия сидела, сложив на коленах руки с безукоризненно отполированными ногтями, и никто не посмел бы предположить, что в ее аккуратно причесанной головке могут зародиться такие мысли.

Через секунду она произнесла ровным голосом:

— Продолжай.

— Да, госпожа. Так вот, я осмелилась подойти к нему и заговорить. С тех пор мы иногда перебрасывались несколькими словами. Когда я спросила, как его имя, он ответил: «Разве я должен его помнить? Здесь меня зовут просто „галл“, да еще „иноземец“. И я, правда, ненавижу эту землю, потому что она не моя, как ненавижу римлян за то, что они унижали наших воинов, превращая их в рабов, грабили храмы и насиловали женщин». Да, было в нем что-то, внушающее страх, — глубокий внутренний гнев, тщательно продуманная осторожность. Думаю, я поняла, почему он с самого начала был столь послушен, что с него сняли оковы, — он хотел убежать. И все же я любила его, любила с каждым днем все сильней и однажды сказала: «Если я тебе нравлюсь, то буду твоей». Никогда не забуду его глаз и улыбки в этот миг!

Будто лучи солнца чудесным образом оживили навеки застывшее суровое лицо мраморной статуи! Мой избранник делил жилье с другими рабами, привести его в хозяйский дом я не смела, но жена вилика^[4] относилась ко мне почти как к дочери, она дала нам ключ, и мы ухитрились пробраться за ограду сада, а потом… Я помню небо над головой, огромное, усыпанное звездами небо, притягивающее к себе столь неумолимо, что не можешь понять, обрушивается ли оно на тебя или ты сама устремляешься к нему, могучий ночной ветер и пряный запах нагретой за день земли… — И она замолчала, уставившись в пустоту.

— Как же звали твоего галла? — спросила Ливия. Сейчас в ней боролись два чувства: с одной стороны, она понимала — не слишком пристойно выслушивать откровения почти незнакомой девушки, тем более, рабыни, но с другой, — ее мучительно волновали тайны пола, ее невинность была встревожена, как бывает потревожена та самая, разбуженная весною, невспаханная земля.

— Элиар. Мы провели вместе много ночей. В его объятиях я обрела уверенность, чувство защищенности и еще… впрочем, об этом не говорят. Скажу одно: ради таких мгновений стоит жить на свете. Теперь он предлагал бежать вдвоем, но я боялась, боялась наказания плетьми и клейма на лице. Как можно бежать, не зная дорог, не имея денег? Я думала о другом, о том, как мы объявим всем, что стали мужем и женой, и хозяева позволят нам жить в одной каморке, а мой господин наконец оставит меня в покое… Я так надеялась на это, тем более что однажды Элиар сказал: «Наверное, ты права. Куда бежать? Теперь везде и всюду один только Рим».

Между тем хозяин окончательно потерял терпение и однажды попытался взять меня силой, а я укусила его и вырвалась. Он рассвирепел и принялся меня бить, но все же мне удалось убежать, и вот тогда-то я не выдержала и все рассказала Элиару, хотя и знала, что этого не следует делать. Надо было видеть, как он набросился на хозяина, сбил его с ног ударом в лицо и принялся душить. На крики сбежались другие рабы, Элиара схватили, и хозяин приказал надеть на него колодки. Меня заперли, и больше я ничего не видела. Позднее мне рассказали, что сперва хозяин велел забить Элиара до смерти, но потом пожалел денег и приказал продать на рудники. А мне назначили двадцать плетей. В тот же вечер у меня началась лихорадка и еще… оказывается, я была беременна и… все закончилось очень печально. Я бы, наверное, умерла, но нашлась одна старая рабыня, она понимала в этих делах и выходила меня. После я была продана перекупщикам. Так я попала в Рим и долгие дни стояла на помосте под палящим солнцем, и думала о том, кого больше никогда не увижу, тогда как люди разглядывали меня, ощупывали, заставляли снимать одежду и показывать зубы. И мне было почти все равно — такая пустота кругом и внутри…

— Успокойся, — мягко произнесла Ливия, тронутая страданиями девушки, — ты вручила свою судьбу Венере вот и моли ее о заступничестве. Все может измениться. Случается, боги намеренно удаляют нас от цели, чтобы испытать нашу волю и верность самим себе. К тому же когда-нибудь исчерпывается и печаль, и тоска, и многое забывается, даже то, что не должно забываться. Здесь тебя никто не тронет, Тарсия. В доме моего отца иные порядки. Рабам, которые послушны и не ленивы, позволяют жить вместе и производить на свет потомство. Возможно, ты найдешь себе новую пару…