Мальчики с бантиками - Пикуль Валентин

Коля Поскочин сказал правильно:

– Чем труднее в юности, тем легче в жизни. Надо понимать!

* * *

Через несколько дней – первая команда:

– Черноморцы и азовцы – становись!

На этот раз – с вещами. Прощай, Соловки…

Все давно ждали этого волшебного момента, но счастье омрачалось болью расставания. Увидят ли они когда-нибудь эти прекрасные леса, блеснет ли им в ночи совиный глаз маяка на Секирной горе?

Последние слова, последние напутствия.

– Тихоокеанцы и амурцы, выходи строиться!

Этих мало. Они понуры и подавлены тем, что, подготовившись к войне, на войну не попадут. Пошел маленький дождик. Аграмов, в кожаном пальто, беседовал с каждой группой отъезжающих, утешал недовольных, желал счастливым доброго пути. Наконец выкликнули:

– Балтийцы, с вещами на построение!

Федя Артюхов вскинул на плечи мешок:

– Ну, вот и стал я балтийцем. – Он постоял напротив тех, кого еще не звали с вещами.

– Североморцы! – сказал им Артюхов. – Может, еще свидимся. А может, и нет. Прощайте на всякий случай, ребята… Я пошел!

Савка проводил глазами его рослую фигуру, нечаянно подумав: «Скоро он будет в Ленинграде». И что-то кольнуло в сердце: «Может, напрасно я на Север?» Но тут же он отогнал эту мысль прочь: «Я прав, недаром меня и Аграмов одобрил». Трижды вспыхнули песни уходящих и угасли за Секирной горой. Балтийцы ушли.

Теперь все ушли, а оставшиеся огляделись.

– Как мало нас, ребята!

Да, немного. Человек двести. И в любого ткни пальцем, обязательно попадешь в североморца.

Они часто спрашивали:

– Всех отправили, а когда же нас?

– Потерпите, – отвечали им. – Сначала отправляем тех, у кого дальняя дорога. А вам-то, североморцам, ехать – пустяки…

Делать было нечего. Пока они вольные птицы. Ни нарядов, ни приборок, ни занятий. Трижды в сутки сходи на камбуз, а весь день гуляй. Но гулять было невмоготу.

Юнги устали ждать.

– Ждите! Скоро в кремль придет транспорт за вами.

Савка с Поскочиным сидели на скамеечке возле учебного корпуса, когда из-за леса донеслось такое знакомое:

– Ать-два, ать-два… Нож-ку! Не стесняйся поднять повыше!

– Росомаха ведет своих гавриков, – догадался Коля.

Показался небольшой отряд юнг второго набора, старательно бивших по лужам новенькими бутсами. Рядом с ними, следуя по обочине, с кочки на кочку прыгал молодцеватый Росомаха, орлиным оком высматривая непорядки в шеренгах.

– Рука до бляхи! – поучал он молодняк. – После чего отводится назад под сорок пять градусов. Ать-два, ать-два!

– Старается, – сказал Савка. – В науку вгоняет.

Старшина подошел близко, и юнги встали перед ним.

– Ну, как новая публика? – спросил его Коля.

– Публика что надо. Что ни скажу – все делают. Не как вы, бывало, грешные. Но зато с вами, кажется, было повеселее… – Старшина повертел в руках кисет, на котором Танька вышила ему целующихся голубков. – Кажется, я женюсь на этой самой, – признался Росомаха. – Да, вот такие дела. Может, закурим?

– Спасибо. Неженатые и некурящие.

– Везет вам, ребята! – Росомаха крутил себе цигарку, не зная, что сказать юнгам в разлуку. – Ладно. Так и быть. Приглашаю вас после войны в Киев. Покатаю на речном трамвае. Без билета, конечно. Зайцами! В буфет зайдем, посидим. И вообще культурно проведем время. Ну, будьте счастливы! Не балуйте…

Он ушел к своим новым гонгам, а Савка фыркнул:

– Нашел чем соблазнять. Зайцами на речном трамвае.

Коля Поскочин вдруг зло блеснул на него глазами.

– А ты ничего не понял? – спросил он. – Росомаха ведь полюбил всех нас. Хотел найти хорошие слова. Но волнуется человек, вот и ляпнул про этот трамвай. Надо понимать людей… Если останусь жив, – закончил Коля, – я навещу его в Киеве. Пускай он катает меня себе на здоровье. Мне-то на трамвай плевать, но ему будет приятно…

– Верно, – согласился Савка. – Так ведь я разве спорю? Мужик он хороший. Зря мы нервы ему понапрасну трепали.

Издалека послышался печальный надрыв запоздалого горна. Горнист выпевал сбор.

– Пошли. У меня даже сердце заколотилось.

– У меня тоже, – сознался Коля. – Это нам…

Последовала быстрая перекличка. Североморцы отвечали сорванными от волнения голосами: «Есть! Есть! Есть!..» Вещи уже в руках. Какие там вещи у юнги! Казенное бельишко. Пара учебников. Куски мыла. Не обжились. Специально для проводов североморцев прибыл оркестр. Пожилые матросы-музыканты продували для марша трубы, опробовали звоны тарелок. Щедровский вышел из штаба, произнес речь о славных традициях русского флота, о верности долгу и Родине. Он закончил словами: