Замок на скале - Вилар Симона

На это Бэкингему нечего было возразить.

Аббат торжествовал.

– Таковы все англичане. Разве не они угоняют наш скот, не они жгут наши села, не страшась гнева Господня, и готовы поднять на пики каждого шотландского младенца?

– Неужели Майсгрейв творит подобные бесчинства? – ужаснулся герцог.

– Он или другой – какая разница? Ваши соотечественники, сэр, все на одно лицо, словно до сих пор не могут смириться с тем, что Роберт Брюс отнял у них Шотландию, а Дугласы разнесли Перси в пух и прах при Оттенбурге^[50].

– Ах, святой отец, если мы пустимся ворошить седую старину, то и я могу напомнить о победе англичан в битве за знамя при Катон-Муре^[51].

Аббат внимательно взглянул на Генри.

– Вы неплохо образованы, сэр. Как ваше имя? Несмотря на бумагу от брата короля, я уверен, что вы путешествуете под чужим именем.

– Я путешествую инкогнито, досточтимый аббат, и прошу вас не допытываться, кто я на самом деле. Для вас я всего лишь измученный непогодой странник, попросивший приюта в стенах вашей святой обители.

Аббат скупо усмехнулся и кивнул.

– Я так и думал. Англичане, путешествующие инкогнито, да еще не побрезговавшие гэллоуэйскими лошадьми… М-да. Это могут быть лишь шпионы Олбэни, с помощью которых он желает скрепить мир с Йорками.

– Что же вас так возмущает, отче? Разве не сказано в Писании: «Блаженны миротворцы»?

– Аминь. Но в Писании сказано и «око за око» – не так ли? И зря брат короля, едва получив титул лорда – хранителя восточных границ, так рвется наладить отношения с южными соседями, ибо, видит Бог, это никогда и никому не удавалось. Если герцог Олбэни не имеет в отношении англичан каких-либо далеко ведущих планов, то он лишь зря пытается изменить status quo.

– Вас же, преподобный отец, как я вижу, устраивает нынешнее положение на границе и…

Герцог попытался сказать какую-то колкость, но неожиданно зашелся в жесточайшем приступе кашля, от которого, казалось, вот-вот разорвется грудь. Глаза его застлали слезы.

Аббат взглянул на него с презрительной улыбкой.

– Я вижу, молодой человек, вы и в самом деле нуждаетесь, чтобы о вас позаботились. Памятуя о своем христианском долге, я окажу вам гостеприимство, хоть вы и англичанин. Однако, клянусь своим саном, я не намерен продолжительно терпеть ваше присутствие в Мелрозе и буду весьма признателен, если вы поспешите как можно скорее покинуть кров этой исстрадавшейся по вине ваших соотечественников обители.

Вслед за тем настоятель величаво удалился, а Ральф Баннастер подхватил рвущего на груди рубаху Бэкингема, ибо у того стал такой взгляд, что перепуганный оруженосец решил, будто герцог сию минуту угостит достойного прелата добрым пинком в зад.

– Ради светлого Рождества, ваша светлость! – беззвучно умолял он. – Сдержитесь! Вспомните, к чему привел ваш необузданный нрав в Линлитгоу!

Вошел монах и молча провел путников в монастырскую кухню, пол которой был вымощен каменными плитами, а в торцах помещения на возвышениях стояли печи. Вдоль стен тянулись столы для разделки и обработки туш, а на черных дубовых полках над ними громоздились бесчисленные кувшины и кадки с вином и приправами. Монах-прислужник мыл в чане посуду после трапезы монахов. Здесь было так душно, что герцога сразу прошиб пот. Он устало опустился на скамью. Голова кружилась, и, несмотря на жару, его бил лихорадочный озноб.

– Что с вами, господин? – Как ни был обеспокоен Ральф, ответа он не услышал, так как подали еду – ломти сочной поджаренной ветчины и до отвала тушенной с приправами капусты. Оруженосец и проводник с жадностью набросились на снедь, Генри же снова лишь прикоснулся к своей миске.

«Я действительно болен, – размышлял он. – Как это некстати… Надо как-то держаться; может, удастся переломить хворь», – и тут же снова зашелся трескучим кашлем. К тому же в тепле заныли раны. Пухлый монах-повар поставил перед Генри плошку молока со взбитым яйцом, и герцог заставил себя выпить смесь. Это было необходимо, если он хотел сохранить силы и добраться до Англии. Англия! Сейчас ему казалось, что никогда больше он не пересечет этот снежный рубеж, никогда не услышит чистую и прозрачную родную речь.

Келья, куда их отвели, показалась после теплой кухни ледяной. Ральф набросился на монастырского служку:

– Ты что, не видишь, набожный осел, что моему господину нездоровится? Немедленно тащи сюда жаровню и дюжину теплых одеял.