Королева-распутница - Холт Виктория

Тенжински руководил церемонией; польская знать стояла, улыбаясь от удовольствия, как это было всегда в присутствии короля. Генрих лежал на кровати, бросая окружающим несвязанные между собой фразы.

Наконец он зевнул.

— Я устал, — заявил король. — Сегодня я потратил много сил на подготовку бала.

— Тогда мы не станем мешать вашему сну, Ваше Величество, — сказал Тенжински.

Генрих закрыл глаза, и полог его кровати был задвинут. Все покинули спальню, во дворце стало тихо.

Через полчаса согласно предварительной договоренности, одетые и обутые фавориты короля бесшумно вошли в его комнату. Они помогли Генриху одеться и, взяв с собой драгоценности польской короны, покинули дворец, добрались до оседланных лошадей и тайно выехали из Кракова.

Возможность погони возбуждала их. Они ехали быстро, но чувство направления изменило им. Через несколько часов они оказались на берегу Вислы; они не понимали, как они очутились там и куда им следует двигаться.

Они переглянулись в растерянности. Заблудиться в пути не входило в волнующий план короля.

— Поедем в глубь леса, — сказал дю Гаст. — Мы найдем проводника.

Они поскакали вперед и вскоре увидели избушку дровосека; приставив кинжал к его горлу, Виллекьер потребовал, чтобы тот оставил семью и проводил их до границы. Дрожащему человеку осталось лишь подчиниться, однако кавалькада достигла границы только через двое суток. Там ее ждал Тенжински с тремя сотнями татар.

Дю Гаст не смог скрыть улыбку; его слова о неразумности затеи подтвердились.

Тенжински упал на колени перед королем.

— Я следовал за вами, Ваше Величество, — сказал он, — чтобы попросить вас возвратиться в Краков. Ваши подданные охвачены горем, потому что вы бросили их. Вернитесь, Ваше Величество; вас ждет радушный прием. Ваши подданные проявят покорность и любовь к вам.

— Мой дорогой граф, — сказал Генрих, — вы должны знать, что меня отзывают на родину. Я имею право на французскую корону. Не думайте, что я не вернусь в Польшу, если сейчас я спешу во Францию… в страну, которую полюбил с детства.

— Ваше Величество, вы не найдете во Франции таких верных и любящих подданных, как в Польше.

— Дорогой Тенжински, ваши слова глубоко тронули меня. Но не просите меня вернуться сейчас с вами. Я прошу лишь понимания. Думаете, я смогу навсегда остаться вдали от нашей дорогой Польши? Вы должны возвратиться в Краков и позаботиться о делах до нашей новой встречи. Будьте уверены, дорогой граф, она произойдет скорее, чем вы можете представить.

Тенжински с большой торжественностью уколол руку кинжалом; кровь обагрила его браслет.

— На этом украшении — моя кровь, Ваше Величество. Возьмите его, прошу вас. Он послужит вам напоминанием о том, что в случае необходимости я отдам ради вас всю мою кровь.

Генрих снял с пальца кольцо с бриллиантом и отдал его графу вместо браслета.

— Возьмите это в память обо мне, — произнес он.

— Я могу сказать подданным Вашего Величества, что вы скоро вернетесь к нам, что это — всего лишь короткий визит во Францию?

— Вы можете сказать им это, — заявил Генрих.

Тенжински заплакал; татары смущенно смотрели на него. Генрих со своими спутниками пересек границу.

— Вперед, в нашу любимую Францию! — закричал король. — Никогда ноги нашей не будет в этой стране варваров.

Но, покинув Польшу, Генрих осознал, что он не спешит оказаться на родине. Положение короля возлагало на него большую ответственность, к которой он не стремился. Править Францией будет не столь приятно, как изображать из себя правителя Польши. Он с раздражением думал о скучных гугенотах и фанатичных католиках, которые вечно ссорились между собой; он думал о своей властной матери, об аморальном брате, о хитрой сестре. Он с удовольствием оттягивал момент встречи с ними.

В Вене в честь прибытия нового короля Франции устроили большие торжества. Генрих не мог уехать сразу после них; это выглядело бы невежливо. А великолепная Венеция встретила его так, что венский прием мог показаться холодным.

Как приятно было отдыхать в позолоченной гондоле с восемью гребцами в турецких тюрбанах на виду у венецианцев, с восхищением глядевших на сверкающую польскими и французскими бриллиантами фигуру короля!

Он не мог расстаться с Венецией. Он отличался повышенной восприимчивостью к красоте, получал громадное удовольствие от прогулок по Большому Каналу, от любования венецианскими красавицами, махавшими ему руками из освещенных окон, от общения с писателями и художниками. Как он вытерпел эти месяцы в варварской стране? Он позировал художникам, писавшим его портреты, гулял по Риальто в одежде простого человека, покупал духи, которых он не мог достать с начала того, что он печально называл своим «изгнанием». Он приобретал в большим количестве драгоценности.