Сталин - Радзинский Эдвард

По всей стране он открывает парки культуры и отдыха. Здесь под руководством специально обученных массовиков люди веселились (опять же коллективно). Все – коллективно...

В разгар террора, в 1938 году, в Москве в Центральном парке культуры и отдыха происходили карнавалы трудовых коллективов. Миллионы человек счастливо, беззаботно веселились.

Он был прав, когда сказал слова, которые цитировались на миллионах плакатов: «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Сделав парки центрами коллективного веселья, он лично следил, чтобы там непременно была «наглядная пропаганда». Это означало: во всех аллеях висели цитаты – его и Боголенина, призывы партии и лозунги. Среди деревьев белели обязательные статуи его новых святых великомучеников: убиенного кулаками пионера Павлика Морозова и убиенного троцкистами-зиновьевцами Сергея Кирова. На главных площадях парков – статуи Боголенина и Богосталина. В дальних аллеях – грудастые, с толстыми гипсовыми ляжками и круглыми задами физкультурники и физкультурницы.

В парках он велел открыть тиры и парашютные вышки – коллективно стреляли в тирах и прыгали с парашютом. Как и Гитлер в Германии, он следил, чтобы поколение росло крепким – готовил его к осуществлению Великой мечты...

Эта постоянная массовость от съездов до отдыха, это растворение личности в коллективе породило самое ценное – коллективную совесть. Личная ответственность умерла – есть коллективная: «так велела партия», «так велела страна»... Коллективная совесть помогала людям спокойно радоваться жизни в дни жесточайшего террора. И горе тому, у кого пробуждалась личная совесть.

Знаменитый писатель Аркадий Гайдар в 1938 году даже попал в психушку, откуда писал своему другу писателю Рувиму Фраерману: «Тревожит меня мысль – я очень изоврался... иногда я хожу близко около правды... иногда вот-вот... она готова сорваться с языка, но будто какой-то голос резко предостерегает меня: берегись! Не говори! А то пропадешь!»

Но главным народным праздником Дневной жизни был футбол (кстати, он был и любимым развлечением интеллигенции). На футболе подавленные страхом чувства выплескивались в криках и эмоциях. На стадионе можно было забыть о загнанном в подсознание ужасе.

Главное соперничество в футбольной жизни страны шло между двумя клубами: «Динамо» (клубом НКВД) и «Спартаком» (командой профсоюзов). Вся интеллигенция болела за «Спартак». Это была дозволенная фронда...

В дни встреч этих команд на стадионе в правительственной ложе появлялся руководитель НКВД. Сначала это был Ягода. Но расстреляли Ягоду, и в ложе стал появляться маленький Ежов. Расстреляют Ежова, и в ложе появится Берия. Все они свирепо болели за команду «Динамо» и ненавидели Николая Старостина – основателя и главу «Спартака».

Старостина знала вся страна.

Наверное, после Сталина и Ленина это была самая знаменитая фамилия. Четыре самых известных футболиста страны – братья Старостины.

Николай Старостин и начал великое противостояние «Спартак» – «Динамо». Он был неистощим на спортивные выдумки.

В 1936 году на Красной площади должен был проходить очередной парад физкультурников. Глава комсомола и организатор этого празднества Александр Косарев задумал во время парада показать футбол – прямо на площади. Осуществить это было поручено «Спартаку», к невероятной ревности поклонников «Динамо». Во время парада по сигналу Косарева по всей Красной площади был раскинут гигантский ковер – изумрудное поле. На поле выскочили спортсмены «Спартака» и начали демонстрировать игру.

Косарев, стоя рядом со Сталиным, сжимал в руке белый платок. Было условлено: если игра придется не по вкусу Хозяину, по отмашке платком следовало немедленно прекратить.

Хозяин не любил футбол. В тот день он с непроницаемым лицом следил за игрой. Но его соратники на Мавзолее сошли с ума от восторга: Ворошилов подпрыгивал и кричал.

А внизу под ними лежал не погребенный Боголенин...

Косарев так и не махнул платком, и счастливые футболисты поняли – понравилось... Они ошиблись. Он просто дал им повеселиться напоследок – этим жалким слабым людям, стоявшим рядом с ним на Мавзолее. И Косарев, и Чубарь, и Постышев, и Рудзутак – все, кто по-детски радовался игре, должны были вскоре исчезнуть вместе со старой партией...

Он пользовался этой глупой слабостью сограждан. В 1936 году ошеломляющим событием для СССР были не процессы – страна жила приездом футболистов-басков. Сталин дал народу очередной праздник – выписал этих знаменитых футболистов, тогда лучших в мире. Страна ликовала. Ягода и Ежов позаботились: «Спартак» не был заявлен на участие в матчах, баски играли с «Динамо». И дважды разгромили команду НКВД!

Страна погрузилась в траур. И тогда Сталин велел выиграть. Ежов предложил выпустить на поле «Спартак». Он понимал – поражение от басков станет концом команды.

«Спартак» тренировался под Москвой. На матч команду везли торжественно – в открытых «линкольнах». Но у автомобилей по пути вдруг стали лопаться шины (НКВД не дремал?). Опоздай «Спартак» – и ему конец! Но они успели – приехали, когда на поле уже выходил судья. Переодевшись прямо в машинах – на глазах восхищенных болельщиков, – «Спартак» выбежал на поле. Они сражались насмерть. Для басков это был футбол, для «Спартака» – борьба за жизнь. В конце игры на табло были невероятные цифры: «Спартак» разгромил басков со счетом 6 : 2.

Страна ликовала, незнакомые люди целовались на улицах. Старостин стал кумиром страны. Руководство НКВД скрежетало зубами.

В 1938-1939 годах «Спартак» делал невозможное – выигрывал и чемпионат, и кубок страны. Это было уже слишком.

Берия, расстрелявший Ежова, начинает вплотную заниматься футболом. В юности он сам был футболистом и даже играл за одну из грузинских команд. Он был, как сейчас говорят, фанатом «Динамо».

С этого момента Старостин был обречен. Но он и его братья были слишком популярны, и Хозяин не позволил...

Это случится уже в дни войны, когда всем будет не до футбола.

20 мая 1942 года Старостин проснулся от яркого света. Пистолет в лицо – и крик: «Встать!» Его вывели, втолкнули в машину, отвезли на Лубянку и предъявили показания уже расстрелянного Косарева. Оказывается, глава комсомола на следующем параде физкультурников «готовился ликвидировать руководителей партии и правительства, для чего организовал боевую группу из спортсменов во главе с Николаем Старостиным».

В ту же ночь арестовали и трех его братьев. Все они получат по десять лет лагерей – мягчайший приговор по тем временам.

Так Старостин вступил в Ночную жизнь, о которой старались не говорить и даже не думать.

После полуночи на улицы Москвы выезжали черные машины...

Все, что происходило в Ночной жизни, принадлежало только ей и являлось тайной. Если арестовывали в коммунальной квартире, то соседи, несмотря на шум, ни за что не выходили из комнат, а утром, стоя в очереди в туалет или в ванную, прятали глаза от близких исчезнувшего ночью. И те тоже прятали заплаканные глаза. Теперь они были как бы зачумленные... И квартира ждала, как правило, недолго. Вскоре исчезала и семья...

В правительственном «Доме на набережной» не было коммунальных квартир. Здесь проживала новая элита – члены правительства, старые большевики, высшие военачальники, вожди Коминтерна и, наконец, родственники Хозяина – Аллилуевы и Сванидзе.

На высоких дверях великолепных квартир появлялись все новые сургучные печати.

Весь 1937 год шла напряженная Ночная жизнь. Прокуроры подписывали чистые бланки, в которые следователи НКВД могли заносить любые фамилии. Тюрьмы были переполнены, камер не хватало, но Хозяин решил и эту проблему. Во всех крупных управлениях НКВД с июля начинают работать «тройки». В них входили: местный руководитель НКВД, местный партийный руководитель, местный глава советской власти или прокурор.

«Тройки» имели право выносить смертный приговор, не считаясь с нормами судопроизводства. Подсудимый при решении своей судьбы не присутствовал. И конвейер смерти заработал: суды «троек» занимали 10 минут – и расстрел. Суд над Енукидзе был из самых длинных – 15 минут – и высшая мера. А Хозяин все подстегивал телеграммами: «По установленной практике „тройки“ выносят приговоры, являющиеся окончательными. Сталин». Торопил, торопил... По закону еще от 1 декабря 1934 года приговор исполнялся немедленно.

Усердствовали «тройки», чтобы в 1938-1939 годах в полном составе разделить судьбу своих жертв.

Хрущев: «Все, кто входил в эти „тройки“, – расстреляны».

Каганович: «Не все».

Хрущев: «Абсолютное большинство». (Из стенограммы пленума ЦК 1957 года.)

Торопясь к монолитному обществу, Хозяин перевел свои жертвы на самообслуживание. Убивал Ягода со своими палачами под одобрение Рудзутака, Эйхе, Чубаря, Постышева и прочих. А потом пришла для них пора исчезнуть под пулями команды Ежова... Но скоро и Ежова он попросит к стенке.