Реквием каравану PQ-17 - Пикуль Валентин

– Кажется, я становлюсь богатым, – сказал Брэнгвин себе.

Доллары всегда хороши, особенно если жить в такой стране, как США, и Брэнгвин отлично знал им цену. Но главное – он помог русским, хорошим ребятам, в их беспощадной борьбе с «этими сволочами», и совесть Брэнгвина была чиста. Он в этом рейсе не только дал от себя, но многое получил и от других. Познал и величие, и низость человеческой души. Никогда не следует человеку отказываться от получения тех впечатлений, которые могут обогатить его сердце! Брэнгвин помнит, как наплечники «эрликонов» трясли его тело – тогда, в тот памятный день. Не забудет, как разлетелись фрицы от пушки и долго кувыркалась в воздухе грязная рука убийцы… Что ж, дело сделано, и будет ему что рассказать внукам под старость!

– А где тут можно выпить? – спросил он в Мурманске.

Выпить, увы, было негде. Но ему показали неказистый домишко вроде барака, наверху которого размещалась столовая для иностранных моряков. Ступая ботами через лужи, оглядывая руины города, Брэнгвин шагал за выпивкой. Он был сейчас одинок, и ему не хватало Сварта: они умели качать бутылки…

В столовой несколько столов, накрытых скатертями, в вазах воткнуты ярко-ядовитые цветы, свернутые из бумаги. Он выдернул цветок прочь, покрутил в руках узкую вазу и понял, что лучшей посуды для питья русской водки не придумать…

– Бармен! – позвал он. – Давай, давай!

И он долго стучал вазой об стол. Обшарпанная радиола, что-то прошамкав, сбросила проигранную и водрузила на диск свежую пластинку. Брэнгвин невольно засмеялся – эта песня напомнила ему Хваль-фьорд в Исландии, откуда все и начиналось.

• Здесь вы на вахте, мистер Джон,
• Здесь вы матрос, а не пижон,
• Чистить гальюны, любезный друг,
• Вам придется без помощи слуг.

К нему подошла непомерно толстая молодуха с накрашенными губами. Вырезанный из бумаги кокошник украшал ее прическу, взбитую надо лбом высоким коком. Низким грудным голосом, идущим откуда-то из теплой женской глубины, она спросила у Брэнгвина равнодушно:

– What do you want, mister?^[21]

Брэнгвин оглядел ее толстые ноги и выгреб из своих карманов на стол все, что имел, – доллары, фунты, мятые исландские эре, русские трешки и пятерки.

На вопрос официантки Брэнгвин ответил кратко:

– Уодки!

Женщина расправила комки денег, выбрала из них советские.

Потрясла бумажками перед носом Брэнгвина.

– That be enough,^[22] – сказала она.

Ладонью он шлепнул ее под обширную кормушку, чтобы она развила узлы, спеша за водкой.

– Давай, давай, – поощрил он ее…

Брэнгвин пил русскую водку и смотрел через оконные тюлевые занавески на тот город, которого не существовало и к которому они все с каравана так тщетно стремились… Он видел руины, прах золы, разброс обугленных бревен. В завалах битого кирпича скрутились оплавленные в огне детские кроватки.

А за всем этим вставало и другое. Плыли еще перед ним маслянистые волны Атлантики, свистели в ушах струи воды. И не пол русской столовки был под матросом, а уходящая ко всем чертям корабельная палуба. Опять пикируют сверху… опять целят торпедой под мидель. Прорваться, проскочить, дойти!

Оп пропил все деньги, а ночью того же дня крейсер «Тускалуза» подхватил его в свои светлые отсеки, насыщенные гамом матросских голосов и прогретые паром воздуходувок.

* * *

Свою машину он оставил у ворот порта – пошел в контору.

Он сказал там, что хочет идти вторично в Россию.

– Со следующим караваном! Русским сейчас еще тяжелее, чем тогда, когда я пошел в первый рейс… Денег я им дать не могу. Пушку мне для них не построить. Так я помогу им делом!

И клерк, выписывая ему аванс за будущий рейс, сказал, как и тогда, при первой встрече:

– Только ненормальные могут идти сейчас в Россию…

– А наша Америка держится на ненормальных, – ответил Брэнгвин серьезно. – Вы все, слишком нормальные, даже президента Рузвельта считаете ненормальным… Ты потише, приятель, а то я сдую тебя в форточку!

За рулем машины он проскочил по улицам города. Сразу вырвался на центральную полосу автострады, которая была создана только для таких горячих голов, как его голова. Америка, его любимая Америка, теперь неслась перед ним, вытянутая от скорости в узкую, стремительную ленту, будто сшитую из ярких цветных лоскутьев. Относились назад, пропадая, фермы, коттеджи, щиты реклам, мосты и акведуки… Нужна была разрядка тому напряжению, в каком ему пришлось жить недавно!