Суд волков - Мессадье Жеральд

Он выглядел взволнованным.

Жанна подошла к нему и протянула руку.

– Ваши слова прекрасны, как слова Евангелия! – воскликнула она.

Он вновь улыбнулся и положил руку ей на плечо:

– Поверьте мне, то, что мы сейчас делаем, прекрасно, как новорожденное дитя!

Она засмеялась.

– Сколько вам нужно мастеров? – спросил Феррандо.

– Помимо Арминия и Кокельмана, мне нужен гравер и литейщик для производства литер, подмастерье для укладки и выравнивания литер в форме и, само собой, двое famulus^[51] для мелкой работы на подхвате… разжигать огонь, подносить инструменты, убирать помещение.

– Гравер у вас уже есть, – сказал Феррандо.

Шёффер поднял брови. Франсуа, вытащив из кармана страничку с буквами и рисунками своей работы, передал ее печатнику. Тот долго рассматривал листок, поднеся к самым глазам, затем перевел взгляд на молодого человека.

– Да ведь этот юноша настоящий художник! – воскликнул печатник. – Он понял дух каждой буквы! Рисунки отчетливые, с очень изящными завитками! Новичок сделал бы букву N похожей на больную V, а буква L превратилась бы у него в отощавшую I. Но Франсуа удалось передать характер каждой буквы! Кто учил тебя, сынок?

– Никто, – ответил Франсуа.

– Изумительно! – сказал Шёффер. – Действительно, гравер у нас есть… Остается только научить его пользоваться резцом.

– Сколько времени понадобится, чтобы печатня была готова к работе? – спросила Жанна.

– С Божьего благословения мы смогли бы начать вскоре после сбора винограда.

В садах налились яблоки.

Плавильная печь была построена и установлена в мастерской. Она еще и обогревала помещение. В ней даже камни могли бы расплавиться!

Франсуа научился вырезать свинцовые литеры. Следуя указаниям Шёффера, он обжигал и закалял их на огне, смазывал жидким воском и вливал кипящий сплав, состоявший из восьмидесяти частей свинца, десяти – олова, четырех – сурьмы и шести – меди.

Он привык также к возгласу ночного стража:

– Sehen Sie zu Feuer und Taglicht!^[52]

Карл Смелый вновь вступил в борьбу с Людовиком XI.

Жанна и Жозеф уехали в Анжер, взяв с собой Деодата и кормилицу. Они спасались от летней жары, которая в Страсбурге была невыносимой.

Наступило время сбора винограда.

Франсуа учился говорить по-немецки, а Арминий – по-французски. Они получили два больших пресса, заказанных лучшему городскому мастеру. Франсуа выложил за них двенадцать экю из собственных средств: вступив в наследство, доставшееся ему от Бартелеми де Бовуа, он пожелал стать равноправным владельцем печатни.

В Эльзасе, как и в Нормандии, из поспевших яблок и груш сделали первый сидр. Затем наступила очередь первого вина, и виноградари объявили, что год будет хорошим. В тавернах на берегах Рейна девушки и юноши распевали песни.

В конце октября Франсуа вырезал и отлил одиннадцать алфавитов. Руки у него огрубели, лицо задубело от жара печи, но на сердце было так легко, как никогда прежде. Шёффер, проводивший в Страсбурге больше времени, чем в Майнце, очень хвалил юношу за усердие, и тот старался еще больше: проверял каждую буковку, обтачивал их напильником и резцом.

Войска Карла Смелого угрожали Льежу. Город, враждебный Бургундцу, злился на короля, который советовал избегать столкновений с мятежным герцогом.

На рынках Страсбурга появилась дичь, и Франсуа впервые в жизни отведал пирог с мясом косули.

Итье обосновался в замке Ла-Дульсад, уступленном Жанной: он платил ей по частям, и процентов она с него не брала.

Прево торговцев, мэтр Людвиг Хейлштраль, посетил "Мастерскую Труа-Кле" – ибо теперь именно так называли печатню – с целью выяснить, что здесь производят. Он с изумлением осмотрел совершенно незнакомое ему оборудование: плавильную печь, прессы, ящики с литерами, наборные формы, разложенные на столе. Ему дали все необходимые объяснения. Напрасный труд.

Во второй понедельник ноября, в праздник святого Виллиброда, Арминий под руководством Шёффера и внимательным взглядом Франсуа сделал свой первый набор: первую страницу Евангелия от Матфея, где излагается родословная Иисуса. Затем он выровнял набор деревянными рейками, соединив их углы небольшими винтами. Шёффер с помощью линейки проверил горизонтальный и вертикальный уровень литер, потом взял в руки плоскую кисточку и смазал их чернилами из флакона, найденного в ящиках Фуста. Набор на широкой дубовой доске был помещен под пресс, а сверху Шеффер положил большой лист бумаги. Кокельман и Арминий опустили крышку на фетровой прокладке и стали поворачивать штангу, пока Шеффер не крикнул: