Праздник, который всегда с тобой - Хемингуэй Эрнест

— А мы что с этим будем делать?

— Выпьем, — сказал Эван. — Это протест. Это акция.

В следующий понедельник, когда я утром пришел в «Лила» работать, Андре подал мне bouvril — чашку мясного экстракта с водой. Андре был невысокий блондин, и там, где у него раньше щетинились усы, теперь было голо, как у священника. На нем был белый пиджак американского бармена.

— А Жан?

— Он будет только завтра.

— Как он?

— Ему было труднее примириться. Всю войну он прослужил в полку тяжелой кавалерии. У него Croix de Guerre и Médaille Militaire.

— Я не знал, что он был так тяжело ранен.

— Нет. Он был ранен, конечно, но Мé-daille Militaire не за это. За храбрость.

— Скажите ему, что я о нем спрашивал.

— Обязательно, — сказал Андре. — Надеюсь, он скоро сможет примириться.

— Пожалуйста, передайте ему привет и от мистера Шипмена.

— Мистер Шипмен у него, — сказал Андре. — Они работают в саду.

15

Посланец Зла

Последнее, что сказал мне Эзра, перед тем как уехать с Нотр-Дам-де-Шан в Раппало:

— Хем, возьмите эту банку опиума и отдайте Даннингу только тогда, когда она будет ему необходима.

Это была большая банка из-под крема; когда я отвинтил крышку, внутри оказалась темная липкая масса, пахшая плохо очищенным опиумом. Эзра, по его словам, купил ее у повара-индуса на авеню Опера около Итальянского бульвара, и она стоила дорого. Я подумал, что она происходит из «Дыры в стене», пристанища дезертиров и торговцев наркотиками во время Первой мировой войны и после. «Дыра в стене» была узким баром, почти коридором, с красным фасадом на Итальянской улице, а черным ходом она когда-то соединялась с коллектором, по которому якобы можно было добраться до катакомб. Даннинг же был Ральф Чивер Даннинг, поэт, который курил опиум и забывал есть. Когда он курил слишком много, он мог только пить молоко и писал terza rima^[39], за что его полюбил Эзра, находивший в его поэзии и другие достоинства. Даннинг жил в том же дворе, что и Эзра, и за несколько недель до отъезда из Парижа Эзра вызвал меня на помощь к умиравшему Даннингу.

«Даннинг умирает, — значилось в записке. — Пожалуйста, приходите сейчас же».

Даннинг, похожий на скелет, лежал на матрасе и в конце концов несомненно умер бы от недоедания, но мне удалось убедить Эзру, что мало кто умирает, разговаривая закругленными фразами, и я еще не видел человека, чтобы умер, разговаривая терцинами, и сомневаюсь, что даже Данте это удалось бы. Эзра возразил, что Даннинг не разговаривает терцинами, и я сказал, что, может быть, терцины мне послышались, поскольку я спал, когда Эзра меня вызвал. В общем, просидев ночь в ожидании смерти Даннинга, мы препоручили дело врачу, и Даннинг был увезен в частную клинику для дезинтоксикации. Эзра гарантировал оплату счетов и заручился содействием, не знаю каких уж там поклонников поэзии Даннинга. Мне же была поручена только доставка опиума в случае чрезвычайной ситуации. Это была священная обязанность, возложенная Эзрой, и я только надеялся, что смогу оказаться достойным и правильно определить момент возникновения этой чрезвычайной ситуации. Она возникла однажды воскресным утром, когда во дворе лесопилки появилась консьержка Эзры и крикнула наверх, в открытое окно, где я изучал программу скачек:

— Monsieur Dunning est monté sur le toit et refuse catégoriquement de descendre^[40].

Пребывание Даннинга на крыше и категорический отказ спуститься представлялись ситуацией чрезвычайной, я достал банку с опиумом и пошел с консьержкой, маленькой нервной женщиной, которая была очень взволнована происходящим.

— У месье есть то, что требуется? — спросила она меня.

— Безусловно, — сказал я. — Не будет никаких сложностей.

— Месье Паунд думает обо всем, — сказала она. — Он сама доброта.

— Согласен, — сказал я. — И я скучаю по нему каждый день.

— Будем надеяться, что месье Даннинг поведет себя разумно.

— У меня для этого все необходимое, — заверил я ее.

Когда мы подошли к их двору, консьержка сказала:

— Он спустился.

— Должно быть, знал, что я иду.

Я поднялся по наружной лестнице к квартире Даннинга и постучался. Он открыл. Он был худ и казался необычно высоким.

— Эзра просил принести вам это, — сказал я и отдал ему баночку. — Он сказал, вы поймете, что это.

Он взял баночку и посмотрел на нее. Потом бросил ее в меня. Она попала мне в грудь или в плечо и покатилась по лестнице.