Ночь в Лиссабоне - Ремарк Эрих Мария

Тогда они заявили, что отправятся к пароходу и будут его ждать там. В смутном настроении пришел я домой. Быть может, я все испортил, показав визитную карточку? Но в тот момент я совсем был сбит с толку. А наше положение мне и без того представлялось все безнадежнее.

Я сказал об этом Элен. Она улыбнулась. Она была очень нежна в тот вечер. Мы были одни в маленькой комнате, которую мы снимали в небольшом доме. Вы знаете, как из уст в уста среди эмигрантов передаются адреса, где можно найти жилье. Под потолком, в клетке, неутомимо распевала зеленая канарейка, за которой мы обязались ухаживать. За окном, уставив желтые глаза на птицу, сидела бродячая кошка. Она снова и снова приходила откуда-то с крыши и усаживалась каждый раз на то же самое место.

Было холодно, но Элен хотела, чтобы окна были открыты. Я знал, что ее мучила боль, — это был один из признаков.

Дом успокаивался поздно.

— Вспоминаешь ли ты еще о маленьком замке? — спросила Элен.

— Я вспоминаю об этом так, словно кто-то мне рассказал об этом. — Словно кто-то другой, а не я был там.

Она взглянула на меня:

— Может быть, это так и есть. В каждом из нас живет несколько людей, — сказала она. — Совсем непохожих. И иногда они выходят из послушания и некоторое время распоряжаются нами, и тогда вдруг превращаешься в другого человека, которого никто не знал раньше. Но затем все становится прежним. Или нет? — настойчиво спросила она.

— Во мне никогда не жили другие люди, — заявил я. — Я всегда и утомительно один и тот же.

Она живо покачала головой.

— Как ты ошибаешься! Лишь потом ты заметишь, как ты был не прав!

— Что ты имеешь в виду?

— Забудь это. Смотри — кошка на окне. И птица, которая поет, ни о чем не подозревая! Будущая жертва веселится!

— Она никогда не сцапает ее. Птицу надежно защищает клетка.

Элен рассмеялась.

— Защищает клетка! — повторила она. — Кому же нужна безопасность в клетке!

Проснулись мы под утро. Привратница кричала и ругалась. Я открыл дверь, одетый, готовый к бегству. Полиции, однако, не было.

— Кровь! — кричала женщина. — Будто она не могла сделать это как-нибудь иначе? Свинство! А теперь, конечно, явится полиция! Вот что получается, когда к людям относишься по-человечески! Тебя же еще и эксплуатируют! А за квартиру она не платила уже пять недель!

В тесном коридоре, в тусклом, сером свете, толпились жильцы из других комнат, заглядывая в дверь. Женщина около шестидесяти лет покончила жизнь самоубийством. Она вскрыла себе артерию на левой руке. С кровати капала кровь.

— Позовите доктора, — сказал Лахман, эмигрант из Франкфурта, который в Марселе торговал венками и иконками.

— Доктора! — завопила привратница. — Да она умерла уже несколько часов назад, разве вы не видите? Вот что получается, когда вас пускаешь! А теперь явятся полицейские! Они всех вас арестуют! А кто отчистит кровать?

— Мы можем ее вымыть, — сказал Лахман. — Только не впутывайте сюда полицию!

— А плата за квартиру? Откуда ее взять?

— Мы можем собрать деньги, — сказала старуха в красном халате. — Куда же нам иначе деваться? Имейте жалость…

— Я имела жалость! Тебя же только на этом ловят — и точка! Какие у нее там были вещи? Ничего!

Привратница бросилась искать. В комнате горела одна единственная электрическая лампочка. Ее обнаженный свет был тускл и желт. Под кроватью стоял дешевый фибровый чемодан. Привратница стала на колени перед железной койкой, с той стороны, где не натекла кровь, и осторожно вытащила чемодан. Толстая, в каком-то полосатом домашнем платье, она сзади напоминала огромное отвратительное насекомое, приготовившееся сожрать свою жертву.

Она открыла чемодан.

— Ничего! Пара тряпок да продранные туфли!

— Вот тут есть что-то, — сказала одна старуха. Ее звали Люси Леве. Она торговала на черном рынке чулками да склеивала разбитые фарфоровые безделушки.

Привратница открыла маленькую коробочку. На розовой подкладке покоилась цепочка и кольцо с небольшим камнем.

— Золото? — спросила толстуха. — Наверно, только позолота!

— Золото, — сказал Лахман.

— Если бы это было золото, она бы его продала, — заявила привратница, — прежде чем решиться на такое!

— На это не всегда решаются только из-за голода, — спокойно заметил Лахман. — А это золото. Маленький камень — рубин. Стоимость — по меньшей мере семьсот-восемьсот франков.