Дочь священника - Оруэлл Джордж

Травили иногда вполне сознательно. Старшие и самые шустрые, вполне оценив положение (размазне Милли здорово влетает за их возню), порой шумели исключительно с целью вызвать грымзу Криви и полюбоваться на испуг Милли, когда ведьма ее песочит. Дороти крепилась, прощала, понимая здоровый бунт детей, замученных муштрой. Но случалось, издерганные нервы сдавали, в лицо глумливо скалились два десятка глупых физиономий, и ее захлестывала ненависть. Невинные дети столь слепы, столь эгоистичны, столь жестоки. Терзают хуже палачей, сами того не ведая, а ведали бы, так терзали еще больше. Хоть наизнанку для них вывернись, хоть проникнись ангельским терпением, но если ты обязан их допекать, они не станут разбираться, твоя ли тут вина, и будут мстить. Ясное дело! Всякий бывший ученик (особенно не побывавший затем в роли учителя) вздохнет, вспомнив стишок:

• В школу, детки, вам пора,
• Снова горе вам с утра,
• Снова мучиться уроком
• Под свирепым зорким оком.

А вот побудешь этим самым свирепым оком, поймешь, что у медали есть и другая сторона.

Настала заключительная неделя: с комедией «экзаменов». Система, предварительно изложенная миссис Криви, была проста. Натаскивали, например, детей в решении пары задачек до полного автоматизма, и сразу, пока не вылетело из голов, ставили эти задачки на экзамен по арифметике; прием повторялся со всеми прочими предметами. Итоги детской успеваемость пересылались, разумеется, инспекторам-родителям. И столько раз Дороти под диктовку миссис Криви вывела на работах красными чернилами «отлично», что бесконечно повторявшееся слово усталая рука стала вычерчивать, путаясь в буквах: «оттлично», «отличчно», «оотлично».

Последний день проходил в страшном буйстве. Даже наскоки миссис Криви не навели порядок. К полудню нервы Дороти были изодраны, а в обед миссис Криви сделала ей «вычет» на глазах семи столовавшихся воспитанниц. После обеда бесчинства хуже прежнего, и Дороти сдалась.

– Девочки! – едва не плача взмолилась она, стараясь перекричать дикий галдеж. – Прошу вас, перестаньте, я прошу вас! Вы же меня так мучаете. Ну за что? Пожалейте.

Роковой, конечно, шаг. Никогда, ни под каким видом нельзя просить у ребенка пощады. Мгновение тишины, а потом один голосок громко, нахально выкрикнул «Мил-ли!». И тут же все, даже дурочка Мэвис, хором подхватили нараспев: «Мил-ли! Мил-ли! Мил-ли!». Что-то в Дороти надломилось. Она замерла, обвела класс взглядом, подошла к самой наглой крикунье и с маху, со всей силы отвесила ей оплеуху. По счастью, это оказалась всего лишь «средняя плательщица».

6

В первый день каникул Дороти получила письмо от Варбуртона.

«Дорогая моя Дороти, – писал он, – или следует называть тебя Эллен, так как, насколько мне известно, у тебя теперь псевдоним? Я опасаюсь, ты сочла ужасно бессердечным столь долгое мое молчание, но уверяю, еще десять дней назад я пребывал в полном неведении относительно нашей мнимой совместной шалости. Скитался за границей, сначала по городам и весям Франции, потом в Австрии, в Риме и вследствие известных моих причуд весьма активно сторонился общества соотечественников. Они и дома достаточно противны, а в чужих землях их манеры вгоняют меня в такой стыд, что я предпочитаю выдавать себя за американца.

По возвращении в Найп-Хилл мне было отказано в аудиенции у твоего батюшки, однако удалось все-таки через возвышенного Виктора Стоуна добыть и адрес и то имя, которым ты ныне зовешься. Из необычайной надменности мистера Стоуна я заключил, что даже он, наряду с остальными в этом тухлом городишке, по-прежнему подозревает тебя в неких дурных деяниях. Не думаю, что они еще верят в историю о нашем тайном бегстве, но что-то эдакое за тобой смутно числится. Молоденькая, вдруг исчезнувшая барышня – о, разумеется, не обошлось без джентльмена; вот так, сама знаешь, работают провинциальные умы. Стоит ли говорить, что все наветы опровергались мною с лютым и благородным гневом. И я – тебе будет приятно знать – сумел-таки сразить мерзейшую из всех кикимор миссис Семприлл молнией моего ума. Молнии эти разят поистине убийственно, однако дама оказалась существом сверхъестественным, так что всего, чего я смог добиться, это лицемерные нюни о «бедненькой, бедненькой Дороти».

Похоже, досточтимый твой батюшка затосковал без дочери и с удовольствием вернул бы тебя, если бы не скандал. Еду ему, кажется, подают с опозданием на целых полторы секунды. Насчет тебя он сообщает: «Уехала поправить здоровье, для удовольствия ведет занятия в одной из лучших частных школ». Ты изумишься, узнав еще одну новость о нем. Он вынужден был заплатить по всем своим счетам! Рассказывают, будто лавочники скопом восстали, проведя на лужайке перед ректорским домом нечто вроде митинга кредиторов. Случай конечно же немыслимый при благороднейшем вельможном епископате, но, увы, времена демократические! Ты, очевидно, оставалась единственной персоной, способной усмирять мятежных лавочников.