Санькя - Прилепин Захар

— Может, его уделать?

— Погоди… — ответил Саша шепотом.

— Чего молчите? — повысил голос афганец.

— А что ты спросил? — ответил Рогов, проглотив последнее, остававшееся на тарелке, и запив с мучительной гримасой съеденное пивом.

— Я, браток зеленый…

— Не называй меня так, — попросил почти ласково Рогов. Африка на его щеке приобрела горячие, ярко-розовые оттенки.

— Я спрашиваю: что вы мне можете предложить? — афганец вперился в Рогова. — Вот мне? Вы, «союзнички»?

В уголках рта афганца запеклась белая слюна.

— Я кишки под Гератом дембелю Хазину Михаилу засовывал в живот. И после этого я пойду с вами яйцами кидаться? Ты засовывал кишки кому-нибудь?

Рогов смотрел на афганца. Саша — на Рогова.

— Ты мне не поверишь, — сказал Рогов медленно, — но бросать яйца страшнее, чем засовывать кишки.

Афганец скривил улыбку:

— Ты засовывал?

— Да, и много раз. Вытаскивал, засовывал. И кишки, и легкие, и печень, и желудок.

— Шут-ни-чок? — по слогам выговорил афганец.

— Я не шутничок. Я патологоанатом.

Афганец раскрыл рот, чтобы ответить что-то наглое и злое, но Рогов, не повышая голоса, оборвал его:

— Под Гератом я не был, но был под обстрелом в других местах, и я тебе еще раз повторяю: метнуть помидор в премьера — как минимум не менее страшно, чем бросить гранату. Понял? После того как ты бросишь гранату, — тебя могут убить. Зато сразу после броска помидором тебе наверняка сломают челюсть или ребро и чуть позже могут сделать так, что тебя опустят в камере. Тебе что страшнее — быть опущенным или быть убитым?

— Ты, браток…

— И вот еще что: если ты хочешь метнуть вместо помидора гранату — вперед. Мы оценим этот поступок. Я оценю этот поступок. Если пока не хочешь — не надо. Возможно, еще захочешь — тебе ведь, как я понимаю, надо, чтобы все вокруг стреляли — тогда и самому начать проще. В толпе, да? Я надеюсь, что чуть позже у тебя будет такая возможность.

И здесь Рогов улыбнулся.

— Давай, земляк! — Лешка хлопнул афганца по плечу. — Счастливо. До встречи. До встречи, до встречи. Давай.

Все отвернулись от афганца, хотя он еще стоял, лишь на шаг отойдя от стола.

— Может, покурим? — спросил Веня.

Они вышли на улицу, обойдя смотрящего в пол и покачивающего головой афганца.

Саша достал последнюю сигарету и выбросил пустую пачку. Прикурил и сразу почувствовал, что сильно захмелел.

— У нас там еще что-нибудь осталось? — спросил Саша, в основном для того, чтобы услышать собственный голос, оценить, насколько внятно он звучит.

— Пиво я забрал, — Веня поднял руки с двумя недопитыми бутылками пива. — Остальное мы выпили.

Саша обрадовался, что вопрос был понят. Пошевелил губами и скомандовал, ухмыляясь:

— Тронулись!

Они взяли еще пива и к нему какой-то дряни. Саша перешел уже в ту стадию, когда не пьют, но наливаются. Заполняют свое существо безвкусной жидкостью.

Откуда-то взялась водка, и, выпивая ее, закусывать приходилось сушеным кальмаром — одним сушеным хвостиком на троих. Пацаны надкусывали этот хвостик аккуратно, с очень серьезным, хотя и несколько туповатым видом. Они сходили на перрон, послушали, как громыхает грузовой состав, и от этого грохота Саша окончательно одурел.

Привокзальные виды расплылись, и лишь изредка возникали перед глазами резко и неожиданно — то яркая вывеска, то чье-то лицо, то навязчивая оградка, которую приходилось преодолевать, мучая вестибулярный аппарат. Поддерживать разговор не получалось, зато нравилось выкрикивать что-то время от времени.

Завидев милицейский патруль, пацаны, хохоча и выкрикивая несуразности, убежали в сторону опустевших рыночных рядов, где днем шла торговля чем ни попадя.

Саша упал на четвереньки и даже немного попил из лужи, где в свете фонаря кривилось и кривлялось его мутное лицо. Пацаны, убредшие вперед, Сашиной выходки не заметили.

Торговые ряды представляли собой железные, местами помятые прилавки. Каждый прилавок имел приваренную на двух стояках крышу из цельного проржавелого листа.

Почему-то пока пацаны шли по торговым рядам, раздавался грохот, и прилавки дрожали, а некоторые даже раскачивались угрожающе, рискуя упасть. Видимо, прилавки задевали, а возможно, даже пинали.

Пацанам встретился человек кавказской национальности, он шел навстречу, подняв плечи и ссутулившись. Его с искренней радостью приветствовали словами «салям алейкум», а также «Аллах Акбар».