Свет далекой звезды - Чаковский Александр Борисович

— Что как? — отозвался застигнутый врасплох Завьялов.

— Вы стоите здесь уже минут пятнадцать, — сказал человек, по-прежнему не поднимая головы. — Могли бы высказать свое мнение.

— Я не знаток, но, по-моему, красиво, — ответил Завьялов, хотел повернуться и уйти, но человек снова заговорил.

— Красиво… гм-м… — пробурчал он. — А почему вы не спрашиваете, на кой черт я все это делаю?

— Не понимаю… — начал было Завьялов. Но скульптор прервал его:

— Не понимаете? Что ж, это говорит в вашу пользу. Уже три идиота, проходя, спрашивали, зачем я леплю, если завтра всю мою работу истопчут купальщики и любители пляжного волейбола.

— Что ж, такая опасность действительно существует, — сказал Завьялов. — Может быть, вам стоило бы уменьшить размеры?

Человек встал.

— Все должно быть таким, каким должно быть, — сказал он. — Пирамида не может быть миниатюрной. Сфинкс не должен быть статуэткой. И вот эта штука, — он показал щепкой на барельеф, — не должна быть маленькой.

— Возможно, — согласился Завьялов просто из вежливости и уже совершенно неожиданно для себя спросил: — Эта женщина существует?

— Еще бы! — воскликнул скульптор, и в голосе его Завьялову послышалась горечь. — Это, если хотите знать, моя жена.

— Красивая женщина! — сказал Завьялов все из той же вежливости.

— Да? Вам так кажется? — спросил скульптор, большим пальцем ноги исправляя линию шеи на барельефе. — Значит, мне удалось сделать ее именно такой. Впрочем, она могла бы быть еще красивее. Но ее уже нет на земле. Много я терял в жизни, но эта потеря была самой тяжелой. А когда вы в первый раз что-нибудь потеряли? Ну, я имею в виду, конечно, не перочинный ножик, не бумажник и не номерок от пальто.

— Тринадцать лет назад, — сказал Завьялов.

Толстяк внимательно посмотрел на него.

— Признаться, я не рассчитывал на точный ответ, — сказал он. — Вы меня удивили.

Завьялов пожал плечами и сказал:

— Ну, я пойду.

— Прощайте, — сказал скульптор, по-прежнему внимательно глядя на него.

Но, пройдя несколько шагов, Завьялов вновь услышал за спиной его голос:

— Подождите!

Когда Завьялов обернулся, скульптор сказал:

— Я хочу подарить вам эту штуку, эту голову.

— Подарить?

— Ну да! Она ваша. Я ее почти закончил.

— Но как же я…

— Нет, нет, я не предлагаю вам унести ее с собой. Но она ваша. Я ее вам дарю.

«Ненормальный», — подумал Завьялов и сказал:

— Спасибо.

— Ну, идите. А я, если разрешите, чуть поправлю это ухо. Мочка несколько остра. А вы идите. У вас, наверно, режим. Идите. Спокойной ночи!

Он снова один шагает по пляжу. Тут теперь совсем тихо. Стало еще темнее. Луны почти не видно. Рваные облака обволокли ее.

Одинокий ночной купальщик выходит наконец на берег и долго прыгает то на правой, то на левой ноге.

Темнота рождает влюбленных.

Они идут, тесно прижавшись друг к другу, и сырой песок чуть стонет под их ногами.

Где-то высоко в темноте промчался реактивный самолет с шумом, который в иные времена был под силу лишь ветру и морю в жестокий шторм.

И снова скрипы сырого песка под нетерпеливыми ногами.

Завьялов увидел, вернее, угадал Лену еще издали. Она шла ему навстречу, и облака чуть расступились, чтобы дать луне возможность взглянуть на эту красивую женщину с длинными ногами, в платье из блестящей ткани.

Лена сказала:

— Я ищу тебя весь вечер. Кино давно кончилось. Ты же не хотел идти на пляж?

— Я передумал, прости.

— Ну, — спросила Лена, беря Завьялова под руку, — надеюсь, все прошло?

— Нет, — сказал Завьялов, — не прошло.

— Но ты должен рассказать мне, что же все-таки случилось! Может быть, я в чем-то виновата?

«Что мне сказать ей? — думал Завьялов. — Что мне сказать такое, что не обидело бы ее? Конечно, легко все объяснить ей несколькими словами. Но я не могу их выговорить. Ничего ей не могу сказать. Кому угодно могу сказать, даже тому скульптору, но только не ей. Она и не поверила бы мне. Скорее всего, не поверила бы. Или сочла за дурака».

— Мне трудно все это объяснить, Лена, — сказал Завьялов, — только ты здесь совершенно ни при чем. Просто я кое-что увидел в журнале «Луч» и это вызвало у меня воспоминания..

— И все? — облегченно воскликнула Лена, еще крепче и уверенней сжимая его руку. — Господи, а я-то думала…