Любовь и сон - Краули Джон

Джон Краули

«Любовь и сон»

Пролог

К летнему Кватернеру^[2]

Если это так — в самом деле так, — сумеешь ли ты рассказать?

Если тебе отчего-то вообразилось, что это так, если, застигнутый преходящим восторгом в летнем саду или на зимней горной дороге, ты вдруг уверился, что это так, какие у тебя есть доказательства?

Предположим, некто пересек рубеж между мировыми эпохами (время перехода не обязательно долгое, не века; жизнь, начатая в предыдущий период, вполне могла продолжиться за разделительной чертой; душа, явившаяся в мир при одних условиях, могла достигнуть зрелости и умереть при других). Предположим, что такой человек, стоя на дальнем берегу, оборачивается, в тревоге или недоумении, к берегу покинутому: будет ли он способен распознать — по картинам собственного телесного существования, по перипетиям собственного бытия — эту тайную историю?

Может, и нет; ведь в новом мире сохранится, по видимости, все, что было в предыдущем; люди и места, города, городки и дороги, собаки, звезды, камни и розы те же самые или кажутся такими же, история тоже не поменялась, путешествия, изобретения, империи — все, что он вспоминает или открывает вновь.

Как зеркало в бурю, память на этом переломе дрогнет, отражение поплывет; затем ветер уляжется, изображение успокоится — не совсем такое, как прежде, но почти.

Или мелкие различия все же возникнут, возможно, вероятно: не более серьезные, чем те незначительные отклонения — причудливая география, выдуманные книги, несуществующие торговые марки, — которые вводит романист, дабы отделить свою выдумку от повседневной реальности, общей, как предполагается, у него с читателем; различия настолько малые, что едва ли отмечаются в памяти, да и кто в наши дни доверяет памяти — самовластной, разрушительной памяти, она ведь только прикидывается, что сохраняет вещи, дает им приют, а на деле вечно их перерабатывает или создает из ничего.

Нет: только в самый миг перехода от одного мира к миру следующему появляется возможность обнаружить эту нестыковку во временном хозяйстве. В этот миг (длиной в месяцы? годы?) мы схожи с человеком, который за изгибом дороги, ведущей в родной город, обнаруживает позади низеньких знакомых холмов новую цепь снежных вершин. Сверкающих, головокружительных, отвесных! Да нет же, это облака, точно облака, игра погоды и ветров на миг слепила из них горы, такие убедительные, что хоть карабкайся; так бы и выглядели его родные места, если бы холмы были предгорьем. Но нет, из голубого озера на склоне ты воды не попьешь, это не небо в нем отражается, а само оно есть небо, видное через просвет в облаках; срединная же тропа, уводящая все выше, выше, расползается уже на клочья.