Ниже нуля - Эллис Брет Истон

* * *

Офис моего отца в Сенчури-Сити. Я жду его в большой, дорого обставленной приемной, оттягиваюсь с секретаршами, флиртуя с хорошенькой блондинкой. Меня не напрягает то, что отец заставляет себя ждать тридцать минут, пока у него какое-то заседание, а потом спрашивает, почему я опоздал. Сегодня мне совсем не хочется идти куда-то есть ланч, я бы лучше посидел на пляже или возле бассейна, но я вполне мил, улыбаюсь, много киваю и делаю вид, что выслушиваю все вопросы о колледже и довольно искренне на них отвечаю. Меня не особенно смущает, что по дороге в «Ма-Мезон» он опускает верх «450-го» и ставит кассету Боба Сигера – в качестве безумного жеста взаимопонимания. Меня также не злит, что во время ланча отец разговаривает со множеством бизнесменов, со знакомцами по киноиндустрии, останавливающимися возле нашего столика, которым меня представляет просто как «моего сына»; бизнесмены кажутся все на одно лицо, и я начинаю жалеть, что не захватил оставшийся кокаин.

Если особенно не присматриваться, отец выглядит довольно здоровым. Он дочерна загорелый, две недели назад в Палм-Спрингс ему пересадили волосы, так что теперь у него на голове копна светлых волос. Вдобавок ему сделали подтяжку на лице. Когда он оперировался, я ездил проведать его в «Седарз-Синай» и помню его лицо в бинтах и как он то и дело тихонько их трогал.

– Почему ты не берешь как обычно? – искренне удивляюсь я, после того как мы сделали заказ.

Он улыбается, показывая протезы:

– Диетолог не позволяет.

– А-а.

– Как твоя мать? – холодно спрашивает он.

– Она в порядке.

– Что, абсолютно в порядке?

– Да, она абсолютно в порядке. Секунду, не больше, меня подмывает рассказать ему о припаркованном у дома «феррари».

– Ты уверен?

– Не о чем беспокоиться.

– Это хорошо. – Он медлит. – Она по-прежнему встречается с этим доктором Грейном?

– Угу.

– Это хорошо.

Пауза. Останавливается еще один бизнесмен, потом уходит.

– Ну, Клей, что ты хочешь на Рождество?

– Ничего, – говорю я через какое-то время.

– Хочешь продлить подписку на «Верайети»?

– Она уже продлена. Еще пауза.

– Тебе нужны деньги?

– Нет, – отвечаю я, зная, что он сунет мне их потом, может быть, после «Ма-Мезон» или по дороге в его офис.

– Ты выглядишь худым, – замечает он.

– М-м-м-м.

– И бледным.

– Это наркотики, – бормочу я.

– Я не расслышал.

Я смотрю на него и говорю:

– Я прибавил пять фунтов с тех пор, как я дома.

– А-а, – говорит он, напивая себе бокал белого вина.

Подходит еще какой-то бизнесмен. После его ухода отец поворачивается ко мне и спрашивает:

– Ты хочешь поехать на Рождество в Палм-Спрингс?

* * *

Однажды, в последний школьный год, я не пошел на уроки. Вместо этого один поехал в Палм-Спрингс, слушал старые кассеты, которые раньше любил, а теперь не слушаю, заехал в Санленде в «Макдональдс» купить кока-колы, а потом двинул в пустыню и затормозил возле старого дома. Мне не нравился тот новый, что купила наша семья; он был нормальный, но не такой, как старый. Старый дом был пуст, снаружи казался обшарпанным и неухоженным, кругом сорняки, телевизионная антенна упала с крыши, пустые банки валялись на лужайке перед входом. Бассейн был осушен, а на меня нахлынули воспоминания, прямо в школьной форме я сел на ступеньки пустого бассейна и заплакал. Я вспомнил все эти приезды по пятницам вечером и отъезды по воскресеньям, дни, проведенные в шезлонгах возле бассейна за игрой в карты с бабушкой. Но все воспоминания, казалось, померкли в сравнении с пустыми пивными банками, повсюду раскиданными на мертвой лужайке, и разбитыми окнами. Моя тетя пыталась продать дом, но, думаю, поддалась сентиментальности и оставила эти попытки. Отец тоже хотел, и действительно жаль, что никто этого не сделал. Они прекратили говорить об этом, но дом стоял между ними, разговор о нем никогда больше уже не заходил. В тот день я поехал в Палм-Спрингс не затем, чтобы поглядеть на местность или на старый дом, и не потому, что хотел пропустить школу. Мне кажется, я поехал туда потому, что хотел вспомнить, как было когда-то. Не знаю.

* * *

После ланча по дороге домой я заезжаю в «Седарз-Синай» навестить Мюриэль, поскольку Блер сказала, что она жаждет меня видеть. Она очень бледная и такая худая, что ясно различимы вены на шее. У нее также темные круги под глазами, розовая губная помада резко контрастирует с бледным лицом. Она смотрит аэробику по телевизору, на кровати раскиданы номера «Гламура», «Вог» и «Интервью». Шторы задвинуты, она просит раздвинуть их. Я исполняю эту просьбу, а она надевает темные очки и говорит, что у нее никотиновый голод и так хочется сигарету, что она «просто умирает». Я говорю, что у меня нет. Пожав плечами, она прибавляет в телевизоре звук и смеется над людьми, делающими упражнения. Она разговаривает мало, что само по себе неплохо, поскольку и я немногословен.