Косметика врага - Нотомб Амели

– Нет.

– А!

– Зачем мне чье-то согласие?

– Но оно принесет вам гораздо больше радостей.

– Скажите конкретно, какие радости вы имеете в виду.

– Если вы попытаетесь кому-то понравиться, то сами поймете.

– Уже слишком поздно. Мне сорок лет, и до сих пор мне не везло ни в любви, ни в дружбе. Я ни у кого не вызывал даже симпатии или обычного товарищеского чувства.

– Сделайте над собой усилие. Постарайтесь стать привлекательным.

– А почему я должен стараться? Я нравлюсь себе таким, каков я есть. И насилие мне понравилось, и нравится заставлять вас слушать мою болтовню. Чтобы стараться изменить себя, нужно быть недовольным своей участью, а я доволен.

– А что испытывают ваши жертвы, вам наплевать?

– Да, наплевать.

– Я так и думал: вы неспособны на сочувствие, на сопереживание. Это типично для людей, которых никто не любил в раннем детстве.

– Зачем же мне идти к психоаналитику, если вы мне все так хорошо объясняете?

– Да это азбучные истины.

– Я думаю, мои родители действительно меня не любили. Они умерли, когда мне было четыре года, и я их совсем не помню. Они оба покончили с собой, но мне кажется, что если любишь своего ребенка, нельзя так уходить из жизни. Они повесились рядом, в гостиной.

– Почему?

– Неизвестно. Они не оставили никакой записки. Мои дедушка с бабушкой так ничего и не поняли.

– Вас следовало бы пожалеть, но мне не хочется.

– И правильно. Не стоит меня жалеть.

– Насильники не внушают мне ничего, кроме отвращения.

– За всю жизнь я совершил лишь одно насилие. А вы уже делаете из меня законченного насильника?

– Вы думаете, требуется определенная квота жертв, чтобы заслужить титул насильника? Это все равно, что стать убийцей: для этого достаточно убить одного человека.

– Забавно, как все это выглядит на словах. Если вас послушать, то до нападения на эту девушку я был обыкновенным человеком, а уже через минуту стал насильником.

– И вы находите это забавным! Какой ужас!

– По крайней мере, я был исключительно верным насильником. Я больше никого не насиловал и ни разу не притронулся к другой женщине. Это был единственный сексуальный контакт за всю мою жизнь.

– Вашей жертве от этого не легче.

– Это все, что вы можете сказать?

– Меня не удивляет, что у такого сумасшедшего, как вы, нет сексуальной жизни.

– И мое воздержание не кажется вам романтичным?

– Трудно вообразить менее романтичного человека, чем вы.

– Я с вами не согласен. Но это не имеет значения. Вернемся к моей истории. Я сказал, что перестал ходить на кладбище Монмартра, так как понял, что вряд ли эта девушка придет сюда после всего, что было. Тогда я начал бродить по всему Парижу, чтобы отыскать ту, которую с каждым днем любил все больше и больше. Я методично прочесывал весь город, округ за округом, квартал за кварталом, улицу за улицей, одну станцию метро за другой. Так прошло несколько лет. Я по-прежнему тихо проживал свое наследство. Деньги я тратил только на квартирную плату и питание. Развлечения меня не интересовали; я или спал, или слонялся по Парижу.

– Полиция не проявляла к вам интереса?

– Нет. Я думаю, жертва не стала обращаться в полицию.

– Какая ошибка с ее стороны!

– И вот что парадоксально: все эти годы разыскивался не преступник, а жертва.

– А зачем вы ее искали?

– Я любил ее.

– Когда такие типы, как вы, говорят о любви, хочется блевать.

– Берегитесь! Если вы затронете любовную тему, я прочитаю вам целую лекцию о любви.

– Нет уж, увольте.

– Ладно, на этот раз прощаю. И вот десять лет назад, то есть десять лет спустя после насилия, я бродил по Двадцатому округу и на ходу жевал наивкуснейший хот-дог. И вдруг! Кого я вижу на бульваре Менильмонтан? Ее! Это была она! Я бы узнал ее среди миллиарда женщин. Сексуальное насилие, знаете ли, порождает особые интимные узы. За прошедшие десять лет она стала еще красивей и изящней, да, она стала настоящей красавицей. Когда я ее увидел, у меня чуть сердце не разорвалось, Я пошел за ней. И надо же, как мне не повезло! Я столько лет блуждал по пустыне и наконец-то отыскал женщину своей мечты, а сам в эту минуту уплетаю горячую сосиску, щедро приправленную горчицей! И вот я шел за ней и продолжал жевать.

– Надо было выбросить эту сосиску.

– Что вы! Как можно? Сразу видно, что вы никогда не пробовали хот-дога с бульвара Менильмонтан: такими хот-догами не бросаются. А потом, если бы я выкинул свой завтрак, у меня возникло бы чувство досады. И моя любовь к даме моего сердца уже не была бы столь чиста и безупречна.