Психодел - Рубанов Андрей

Мила засмеялась.

– Ну, вы о нем слишком хорошо думаете. Снегом – это вряд ли.

Гость опять осмотрелся, с вежливым любопытством, и строго ответил:

– Я Бориса знаю двадцать пять лет. Он самый лучший парень на белом свете. Попомни мое слово: он проснется и пойдет обтираться снегом.

Из кухни бесшумно вышел Мудвин, протянул руку.

– Олег.

Гость встал, пожал, всмотрелся и просиял.

– Олег! Я вас знаю. Вы – Брянцев, да? Второе место на первенстве Москвы. Две тысячи третий год.

– Это было давно, – ровным голосом ответил Мудвин.

– Вы были хороши, – сказал Кирилл.

– Он и сейчас хорош, – вставила Монахова.

– Охотно верю, – кивнул гость и перевел взгляд на Милу – она едва успела опустить глаза.

Очень забавный тип. Когда молчит – почти уродец. Маленький, шея тонкая, жилистая, хрящеватые уши торчат, и нос. А произнесет фразу, другую, третью – и преображается: умные глаза блестят, голос хриплый, вкрадчивый, но вкрадчивость не липкая, не опереточная, как у соблазнителей, а здоровая юмористическая вкрадчивость человека, которому нравится беседовать с ближними.

Умеет говорить. А еще больше умеет слушать.

Он вытащил из внутреннего кармана конверт, протянул.

– Передашь Боре. Это мой подарок.

– Пойдемте, наверное, на кухню, – предложила Маша. – Там теплее. Дом большой, в сильный холод плохо топится.

Гость кивнул, встал и принял особенную позу, словно хотел сказать что-то старомодное, типа «как вам будет угодно, сударыня» – но не сказал. На кухне молча примостился с краю, сел ровно, ладони положил на стол.

– Вам с сахаром?

– Чай? Э-э... ну, да, наверное. Хотя... – он задумался. – Нет. Без сахара, и покрепче. Спасибо.

Он вздохнул, приязненно посмотрел на Мудвина, на Милу с Машей, на батарею пустых бутылок вдоль стены.

– Молодцы. Уважаю. Новый год на природе, прекрасный дом, тишина, умиротворение, камин горит, сидят люди красивые, пьют вино красное – вот как надо жить! Я вами восхищаюсь, ребята. Так и живите.

– А вы не так живете? – спросила Маша, двигая к гостю блюдо с конфетами.

Гость усмехнулся.

– Нет. Я, извиняюсь, старый задрот. Я так не умею. Борис мне друг, я его люблю, но таких, как он, у меня еще несколько человек, хороших товарищей, и мне сегодня всех надо объехать, лично поздравить, подарки раздать... Я старше вас, я более гнилой, я всё время боюсь, что меня забудут, не позовут, не предложат чего-то. Боюсь перестать быть нужным.

– Прекратите, – велела Маша. – Вы на себя наговариваете. Оставайтесь с нами, выпейте вина. Проснутся наши мужики – поедем кататься на снегоходе, потом шашлыков пожарим...

– Спасибо, хозяйка, – сказал Кирилл. – Вы очень сердечная и добрая девушка. Но мне пора. Кстати, поздравляю всех с Новым годом.

– И вас, – сказала Мила. – Желаем достичь своих целей. Чтобы вас везде звали и вы были везде нужны.

Гость рассмеялся, кивнул, двумя глотками допил чай. Еще раз покрутил головой, останавливая внимательный взгляд то на огромном холодильнике, то на винном шкафу, то на висевшей против окна картине, изображавшей, в манере Брюллова, богиню Афину в полном боевом доспехе, включая нагрудник, поножи и спартанский щит с полукруглым вырезом, украшенный надписью, по-русски: «ПОРВУ ЛЮБОГО!»

Уже в дверях он подмигнул Миле, но не развязно, а по-деловому, сократил дистанцию до интимной и произнес:

– Борису привет. И передай, что если подарок понравился – пусть думает быстрее. И звонит. На мобильный или в офис.

Мудвину поклонился, церемонно, держа руки по швам.

– Рад знакомству, Олег. Вы еще выступаете?

– Давно закончил, – ответил Мудвин. – Годы не те. Сейчас детей тренирую.

Гость кивнул.

– Это еще труднее, – сказал он.

Мудвин улыбнулся.

Едва визитер исчез, Мила заглянула в конверт. Там лежали несколько новых купюр номиналом в пятьсот евро и фотография старой машины, двухместной, с забавными раскосыми фарами.

– Чудак, – сказала Маша. – Конверт не заклеил.

Вернулись в кухню, опять включили чайник. Вернее, попросили Мудвина. Хорошо, когда первого января есть мужчина, которого можно попросить включить чайник. Вчера было очень весело, намешали бакарди с текилой, но не похмеляться же двум современным бодрым девушкам?

– Это не он чудак, – сказала Мила. – Это ты дура. В таких случаях конверт не заклеивают. Правила хорошего тона.