Побег из лагеря смерти - Харден Блейн

Долгие годы избегать продовольственной катастрофы Северной Корее удавалось благодаря субсидиям Москвы. Но после развала СССР вливания в централизованную плановую экономику Севера прекратились, и она просто перестала функционировать без дармового топлива для безнадежно устаревших заводов, гарантированного рынка сбыта для чаще всего низкокачественных товаров и дешевых советских химических удобрений, без которых уже не могли обходиться государственные сельхозпредприятия.

Несколько лет недостачу пыталась покрывать Южная Корея. В рамках «Политики солнечного тепла», направленной на улучшение отношений между Севером и Югом, она ежегодно поставляла Пхеньяну по полмиллиона тонн сельскохозяйственных удобрений.

Однако, когда в 2008 году новое сеульское руководство прекратило бесплатные поставки удобрений, Северная Корея попыталась распространить на всю страну методику, десятилетиями использовавшуюся в трудовых лагерях. Людей призвали повсеместно заняться изготовлением тоиби , т. е. удобрения, получаемого в результате смешивания золы с человеческими экскрементами. В последние зимы люди по всей стране вырубали мотыгами содержимое общественных уборных городов и поселков. По данным буддистской благотворительной организации «Добрые друзья», обладающей источниками информации в Северной Корее, рабочим коллективам фабрик и государственных организаций, жителям деревень и городских кварталов было приказано произвести по две тонны тоиби . По наступлении весны эти удобрения высушиваются на солнце и затем перевозятся на государственные сельхозпредприятия. Но по своей эффективности органические удобрения не идут ни в какое сравнение с химикатами, от которых эти предприятия полностью зависели на протяжении долгих десятилетий.

Полностью отрезанный от мира забором с колючей проволокой, через которую был пропущен электрический ток, Шин в те самые 1990-е даже не знал, что миллионы его соотечественников страдают от голода.

Ни он сам, ни его родители (насколько ему было известно) даже не слышали, что правительству еле-еле удается прокормить армию и что в городах Северной Кореи и даже в ее столице прямо в своих квартирах умирают от голода люди.

Они не знали, что десятки тысяч их соотечественников в поисках пропитания бросали дома и пешком шли через границу в Китай. Они не получили ни грамма еды из хлынувших в Северную Корею потоков продовольственной гуманитарной помощи, объемы которой исчислялись миллиардами долларов. В годы хаоса, когда самые базовые функции госаппарата Ким Чен Ира начали давать сбои, западные эксперты-теоретики начали строчить книги с апокалипсическими названиями в стиле «Конец Северной Кореи».

Но внутри Лагеря 14, т. е. автономной системы, существующей на почти полном самообеспечении, если не считать приходивших время от времени поездов с солью, никакого краха государства не было видно и на горизонте.

Заключенные почти бесплатно выращивали овощи, фрукты, рыбу и свиней, шили военную форму, производили цемент, керамическую и стеклянную посуду для разваливающейся экономики, находящейся по ту сторону колючей проволоки страны.

Учитель устроил внезапный обыск. Он обшарил карманы у Шина и еще 40 его одноклассников-шестилеток.

В результате обыска у него в руке оказалось шесть кукурузных зернышек. Они принадлежали маленькой, худенькой и, как помнится Шину, очень миловидной девочке. Он уже не смог назвать ее имени, но все остальные события этого школьного дня в июне 1989 года запомнились ему навсегда.

Уже в начале обыска было видно, что у учителя очень плохое настроение. Но обнаружив кукурузу, он просто взорвался.

– Ты воруешь кукурузу, сука? Хочешь, чтобы тебе отрубили руки?

Он приказал девочке выйти к доске и встать на колени. Схватив длинную деревянную указку, он начал бить ее по голове. Шин и его одноклассники молча смотрели, как на голове у девочки набухали рубцы. Потом у нее из носа хлынула кровь, и она без чувств рухнула на бетонный пол. Шин с другими школьниками отнес девочку домой. Той же ночью она скончалась. Третий подпункт третьего правила Лагеря 14 гласит: «Заключенный, уличенный в воровстве или сокрытии продуктов питания, расстреливается немедленно».

Шин знал, что учителя, как правило, не воспринимали это правило всерьез. Обнаруживая в карманах учеников какую-нибудь еду, они иногда для порядка наказывали ребенка парой палочных ударов, но чаще всего просто оставляли проступок без последствий. Шин с одноклассниками рисковали почти постоянно, и, по его разумению, этой маленькой красавице просто-напросто не повезло.

Шин был приучен надзирателями и учителями верить в справедливость любых побоев. Ведь он заслуживает их уже потому, что в его жилах течет доставшаяся от родителей кровь врагов народа. Девочка ничем от него не отличалась. Шин считал, что она понесла вполне справедливое наказание и не сердился на убившего ее учителя. Мало того, он искренне верил, что точно так же думают и все его одноклассники.

На следующий день в школе об этом избиении никто и не вспомнил. В классе ничего не изменилось. Насколько было известно Шину, учитель за свои действия не получил даже дисциплинарного взыскания.

Все пять лет начальной школы Шин учился у этого учителя. Ему было лет 30, он носил военную форму и кобуру с пистолетом. На переменах он разрешал ученикам играть в «камень, ножницы и бумагу». По субботам он иногда позволял детям час-два чистить друг другу головы от вшей. Его имени Шин так и не узнал.

В средней школе Шин был обязан вытягиваться перед преподавателями по струнке, кланяться, когда они входили в класс, и никогда не смотреть им в глаза. Им выдали форму черного цвета: штаны, верхнюю и нижнюю рубашки и пару ботинок. Новую форму выдавали раз в два года, но разваливаться она начинала уже через месяц-другой.  В качестве особого поощрения отличники время от времени получали по куску мыла. Шин прилежанием не отличался и поэтому мыла почти не видел.  Штаны у него от грязи и пота превращались в заскорузлые жесткие трубы. Когда он чесался, с кожи хлопьями отваливалась грязь. Когда купаться в реке или просто выходить постоять под дождем было слишком холодно, Шин, его мать и его однокашники начинали вонять хуже скота. Зимой почти все мальчишки ходили с черными от грязи коленками. Мать из всякого тряпья шила Шину нижнее белье и носки. После ее смерти Шин перестал пользоваться нижним бельем и с большим трудом находил тряпки, из которых делал что-то вроде портянок.

Комплекс школьных зданий, прекрасно различимый на спутниковых фотографиях, находился всего в семи минутах ходьбы от дома Шина. Окна в школе были не виниловые, а стеклянные, но больше никакой роскоши там не было. Классы представляли собою точно такие же железобетонные коробки, как и комнаты в доме. Учитель стоял на невысоком подиуме перед доской. Мальчики и девочки сидели отдельно, по разные стороны от центрального прохода. Портретов Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, занимающих самые почетные места в любом классе любой северокорейской школы, здесь не было и в помине.