Дикая роза - Мердок Айрис

Послышался легкий шорох, вошла Энн, и оба, увидев друг друга, тихо вскрикнули. На ней был длинный темно-зеленый халат. Она подняла руку в знак приветствия и пробежала к окнам — задергивать занавески. Когда она дошла до третьего окна, он двинулся к ней, готовясь её обнять, но она жестом остановила его, и они, как околдованные, замерли в нескольких шагах друг от друга.

— Я вас сегодня не ждала. Глупо было телеграфировать в такой час. Я думала, телеграмму доставят только утром.

— Энн, Энн, — сказал Феликс. — Вы мне нужны сейчас. Простите меня. Вы мне нужны сейчас. Энн, что вы решили? — Позднее время, полутемная комната и Энн так близко, бледная и тоненькая в длинном халате, — у него голова кружилась от бешеного желания.

— Ах, нет, — сказала она. — Ничего не выйдет. Я это и хотела вам сказать.

В глубине души он так и думал. Предчувствие явилось ему в дороге, как туман, налипающий на ветровое стекло. Но он сказал:

— Нет, Энн, этого я не могу принять. Вы сами не знаете, что говорите. Ведь вы меня любите. Наберитесь мужества, признайте это, я вас умоляю. — Он говорил тихо, отрывисто.

— Ничего не выйдет, — повторила она, отвернувшись и приглаживая волосы.

— Это что же… Миранда?

— Нет, нет, это Рэндл.

— Горящий светильник, вся эта чепуха?

— В общем, да.

— Идиотство какое. — У Феликса руки чесались как следует её встряхнуть. — Рэндл не вернется. С этим покончено. Навсегда. А если он когда-нибудь узнает, что вы тут сидите и ждете его, он решит, что вы это делаете ему назло. Скорее всего, так оно и есть. Отпустите его, Энн. Дайте вы бедняге свободу.

Она заскользила прочь от него через мертвую комнату и остановилась у камина спиной к нему. Он успел увидеть в зеркале её страдальческое лицо, прежде чем она прикрыла его рукой.

— Так трудно объяснить. Я не то чтобы чего-то жду. Просто мне невыносимо думать, что он может вернуться и будет искать меня, а меня не будет.

— Вы воображаете, что у Рэндла осталась к вам хоть капля чувства?

Она помолчала, потом ответила очень тихо:

— Наверно, так.

Комната казалась темной, чувство ночного вторжения не покидало их. Феликс, хоть и обескураженный её словами, все ещё дрожал от желания. Ночь, близость Энн, сила, которую он в себе ощущал, — все внушало ему, что он может, что он должен вырвать у неё согласие. Он сказал:

— Вы ошибаетесь. Но это неважно. Подождем, посмотрим, что вы тогда решите. Я же вам сказал, что не тороплюсь.

— Если я сейчас не могу сказать «да», значит, и вообще не могу, — отозвалась она бесцветным голосом. — Смешно было бы требовать, чтобы вы ждали. Рэндл может вернуться. Сейчас, когда я услышала машину, мне уж почудилось, что это он, а не вы. Он может вернуться. Это правда. И эта правда все решает. — Она роняла слова тяжело, заученно, не глядя на него.

Неужели она это серьезно, подумал Феликс, или она его испытывает, хочет, чтобы он применил силу? Он чувствовал, что у него хватит решимости втолкнуть её в «мерседес». Он сказал, чтобы выиграть время:

— Вы в самом деле думаете, что он может вернуться? Вам не кажется, что это наивно?

— Я думаю, что возможность такая есть. И Миранда так думает, даже больше, чем я. А она его знает.

— К черту Миранду!

— Уезжайте, Феликс, — сказала она тупо.

Он прикусил губу, вздернул подбородок и по её выражению понял, что вид у него устрашающий. Он сказал:

— Я люблю вас, Энн, я восхищаюсь вами, но порой мне кажется, что вы запутавшаяся, сентиментальная дура.

Она посмотрела на него сурово и печально.

— Простите меня, Феликс, я не могу толком объяснить, но я уверена. Ох, родной мой, давайте не будем тянуть. — Голос её сорвался.

Феликс дрогнул. С некоторыми женщинами он прекрасно умел обращаться. Но что делать с ней — не знал. Самый контраст парализовал его. Если бы он только мог сломить её взглядом, жестом.

— Я вас не отпущу, — сказал он.

Энн смотрела на него с отчаянием, в её глазах были боль и страх. Словно подождав, что он сделает, она сказала:

— Понимаете, я должна оставить Рэндлу путь к отступлению.

— Рэндл, Рэндл, а почему для разнообразия не поступить так, как вам самой хочется? Или разучились?

— Может быть, и разучилась, — произнесла она медленно. — Я как-то себя не вижу. Я вижу его. И никакая это не самоотверженность. Просто он слишком существует.

— А меня вы не видите?