Мир глазами Гарпа - Ирвинг Джон

Бензенхавер с чрезвычайно довольным видом завязал конец презерватива узлом, словно воздушный шарик, и зашвырнул далеко в бобовое поле, так что он исчез из виду.

— Я не желаю, чтобы кому-нибудь пришло в голову, что это могло не быть изнасилованием, — ласково сказал Бензенхавер помощнику шерифа. — Понятно?

Ответа он ждать не стал, повернулся и пошел за грузовик к миссис Стэндиш.

— Сколько ему было лет… этому парню? — спросила Хоуп.

— Вполне взрослый, — ответил Бензенхавер. — Лет двадцать пять или двадцать шесть. — Он не хотел, чтобы хоть какая-то мелочь смутила эту женщину, умалила ее героизм — особенно в его глазах. Он махнул рукой пилоту, подзывая его к себе, и они вместе помогли миссис Стэндиш сесть в вертолет. Потом Бензенхавер подошел к помощнику шерифа: предстояло кое-что с ним выяснить. — Вы останетесь здесь с убитым и этим горе-водителем, — сказал он.

— Я хороший водитель! — возмутился этот бедолага. — Господи, если бы вы только видели эту даму там, на дороге…

— И никого к грузовику не подпускайте, — словно не слыша его, продолжал Бензенхавер.

На дороге валялась рубашка, принадлежавшая мужу миссис Стэндиш; Бензенхавер подобрал ее и рысцой поспешил к вертолету, маленький, толстенький, смешно переваливаясь на ходу. Оставшиеся двое смотрели, как он забирается в вертолет и вертолет поднимается в небо. Нежаркое весеннее солнце, казалось, улетело вместе с ним, и мужчинам у грузовика вдруг стало холодно и неуютно, но деться им было некуда. Прятаться от ветра в грузовике им и в голову не приходило, а чтобы забраться во вторую машину, пришлось бы сперва долго месить грязь на поле. Они все-таки пошли к грузовику, открыли задний борт и сели в кузов.

— А он позвонит, чтобы приехал тягач за моей машиной? — спросил водитель-бедолага.

— Вполне возможно, что и забудет, — сказал помощник шерифа. Думая о Бензенхавере, он восхищался им и почему-то его побаивался; а еще он думал, что Бензенхаверу нельзя полностью доверять. Некоторые вопросы, касавшиеся законности, помощник шерифа никогда прежде не подвергал сомнению, видимо, потому, что никогда еще с ними не сталкивался. А может, просто не вникал, потому что был вынужден думать сразу о множестве вещей…

Злосчастный автомобилист слонялся по кузову грузовика (чем страшно раздражал помощника шерифа, потому что кузов все время качался и дрожал), старательно обходя грязное одеяло, комком валявшееся в углу ближе к кабине, и мимоходом постепенно расчищая «окошечко» в залепленном грязью заднем стекле кабины; время от времени он украдкой поглядывал туда на окоченевшее выпотрошенное тело Орена Рэта. Кровь уже высохла, и сквозь загаженное заднее стекло мертвое тело казалось похожим на баклажан — и цветом, и странно блестящей кожей. Наконец он перестал ходить туда-сюда, подошел к помощнику шерифа и сел с ним рядом на край кузова. Теперь встал помощник шерифа, прошел к заднему стеклу кабины и в расчищенный «глазок» посмотрел на изуродованный труп.

— А знаешь, — заметил водитель, — она хоть и перепачкалась в крови и в грязи, все равно сразу было видно, что она действительно очень хорошенькая.

— Да, правда, — согласился помощник шерифа. Заметив, что они уже вместе ходят по кузову, помощник шерифа вернулся на старое место и сел.

— Ты не расстраивайся, — сказал водитель.

— А я и не расстраиваюсь, — сказал помощник шерифа.

— Я ведь не хочу сказать, что способен посочувствовать тому, кто ее изнасиловал, ты же понимаешь? — сказал водитель.

— Я понимаю, — сказал помощник шерифа.

А понимал он, что дел у него со всем этим будет выше крыши, но простодушное признание водителя заставило его понять презрительное, как он считал, отношение к нему Бензенхавера.

— Ты такого небось много видишь, да? — спросил водитель. — У вас, наверное, каждый день всякие там насилия да убийства.

— Достаточно, — веско обронил помощник шерифа. Вообще-то до сегодняшнего дня он ни разу в жизни не видел ни изнасилования, ни убийства так, как увидел их сегодня глазами Ардена Бензенхавера. Да, он увидел насилие и убийство глазами Бензенхавера! Юный помощник шерифа испытывал невероятное смущение, сознавая это, и ему очень хотелось обрести собственную, личную точку зрения.

— Что ж, — сказал водитель, снова заглядывая в заднее стекло кабины, — в армии-то я тоже кое-что повидал, конечно, но такого — никогда!

Помощник шерифа не нашелся, что ответить.

— Это ведь хуже, чем война, — сказал водитель. — Это — как самый страшный военный госпиталь!

Интересно, думал помощник шерифа, может, позволить этому кретину как следует рассмотреть тело Рэта? Если, конечно, это вообще имеет для него значение. А для кого это имеет значение? Может быть, для него самого, помощника шерифа? Но уж конечно же не для Рэта! А что скажут его мерзкие родственнички? И как это воспримет Бензенхавер?

— Эй, не возражаешь, если я тебе личный вопрос задам? — обратился к нему водитель. — Ты только не расстраивайся, хорошо?

— Задавай, — сказал помощник шерифа.

— Ну вот, — начал водитель, — ты мне скажи, куда резинка-то подевалась, а?

— Какая резинка? — спросил помощник шерифа; у него самого, возможно, и были кое-какие вопросы насчет здравомыслия Бензенхавера, однако он не сомневался в том, что в данном случае Бензенхавер абсолютно прав. В мире, который он видел глазами Бензенхавера, ни одна тривиальная деталь не должна умалять злостность такого преступления, как изнасилование.

А Хоуп Стэндиш между тем наконец-то почувствовала себя в безопасности — в мире Бензенхавера. Покачиваясь, она плыла над полями, рядом с этим полным пожилым полицейским и изо всех сил старалась подавить тошноту. Она опять начала ощущать собственное тело — чуяла собственный отвратительный запах, порой напоминали о себе ушибы и ссадины. Она испытывала к себе омерзение, но рядом сидел этот милый веселый полицейский, сидел совершенно спокойно и искренне ею восхищался — глубоко тронутый ее яростным успехом, ее победой в насилии.

— Вы женаты, мистер Бензенхавер? — спросила Хоуп.

— Да, миссис Стэндиш, женат, — сказал он.

— Вы так добры ко мне, так заботливы… — начала было она, — но… извините, кажется, меня сейчас стошнит!

— О, сейчас, сейчас! — воскликнул Бензенхавер и быстренько подхватил с пола пакет из вощеной бумаги. Это был пакет от завтрака пилота, на донышке осталась недоеденная жареная картошка, и от жира пакет стал наполовину прозрачным. Сквозь остатки картошки и донышко пакета Бензенхавер видел собственные пальцы. — Вот, — он протянул ей пакет, — можете прямо сюда.

Ее уже рвало; она взяла у него пакет и отвернулась. Хоуп была уверена, что этот пакет недостаточно велик, чтобы вместить всю мерзость, которая скопилась у нее внутри. Она почувствовала тяжелую твердую руку Бензенхавера — он гладил ее по плечу, по спине, а другой рукой заботливо отвел прядь ее спутанных грязных волос, чтобы не мешали.

— Вот и правильно, — приговаривал он, — нужно все это из себя вытряхнуть, и тогда вам сразу станет гораздо легче.

Хоуп вспомнила, что, когда Ники тошнило, она говорила ему примерно то же самое. Просто потрясающе, думала она, как этот Бензенхавер умудрился даже столь отвратительный процесс превратить в некую победу! Но ей и вправду стало значительно лучше — ритмичное покачивание вертолета так же успокаивало, как и спокойные сухие руки пожилого полицейского, поддерживавшие ее голову и поглаживавшие по спине. Когда пакет наполнился и все-таки лопнул, Бензенхавер сказал:

— Ну вот и отлично, миссис Стэндиш! Ни к чему вам этот пакет. Вертолет принадлежит Национальной гвардии, вот пусть Национальная гвардия его и убирает! В конце концов, для чего существует Национальная гвардия, а?

Пилот вел машину с мрачным выражением лица, делая вид, что абсолютно ничего не слышит.

— Ох и денек у вас был, миссис Стэндиш! — продолжал Бензенхавер. — Ваш муж будет очень вами гордиться! — Но думал Бензенхавер немного иначе: сперва лучше убедиться в этом самому; сперва лучше поговорить с ее мужем. По опыту Ардена Бензенхавера, мужья и другие люди не всегда правильно понимают, что такое изнасилование.

«Что ж такое ты пишешь? — ужасался в письме Гарпу его издатель Джон Вулф. — И еще называешь это первой главой! Да разве к этому можно что-то прибавить? Тут и так чересчур много! И ты в состоянии это продолжить?»

«Я уже продолжаю, — написал ему Гарп. — И ты скоро увидишь продолжение».

— Я не желаю видеть никакого продолжения! — заявил Джон Вулф по телефону. — Пожалуйста, немедленно прекрати! Ну, по крайней мере отложи, а? И вообще, почему бы тебе не отправиться сейчас в какое-нибудь путешествие? Для тебя это было бы очень полезно. Да и для Хелен, я уверен. И Дункан тоже, по-моему, вполне в состоянии поехать с вами.