Повторение судьбы - Вишневский Януш

– Мира, это Марцин. Меня сегодня в музее не будет. И завтра тоже. Мне нужно уладить кое-какие важные дела. До среды.

– Марцин, только не гони. Сегодня на дорогах страшно скользко, – услышал он ее голос.

Марцин дал отбой и прибавил скорость. Он распустил узел галстука и бросил его на заднее сиденье. Провел ладонью по лицу.

«Побреюсь на заправочной станции перед Цехоцинеком», – подумал он.

Останавливался он, только чтобы заправиться. Чем ближе Марцин подъезжал к Цехоцинеку, тем тревожнее ему становилось. Около трех дня он миновал Влоцлавек. У него еще была уйма времени. Эмилия появлялась на чате около восьми.

В Цехоцинеке Марцин нашел торговый центр. Купил там все для бритья и свежую рубашку. Цвета лаванды. Того, какой нравится ей. Отъехав недалеко от центра, он вдруг вернулся и в обувном магазине купил новые ботинки. Это была их семейная традиция. Они всегда надевали новую обувь, когда в их жизни должно было произойти что-то важное. «Можно быть в штопаных носках, но, отправляясь в дальнюю дорогу, нужно надевать новые башмаки», – вспомнились ему слова мамы. После ее смерти он нашел в комнате в шкафу коробку с новыми туфлями…

В регистратуре одного из санаториев ему сказали, что конюшня с интернет-кафе находится на дороге на Торунь. За несколько сотен метров до железнодорожного переезда. Направо на Торунь, налево на Влоцлавек. Марцин помнил этот переезд. Он спросил, где туалет. Там он побрился, сменил рубашку, переобулся. Старую обувь сунул в урну под раковиной. Марцин оставил машину в центре Цехоцинека и прогулочным шагом пошел по улице. Перед цветочным магазином он было остановился, однако не зашел. «Я ни за что не хотела бы получить от тебя цветы. И не думай об этом! Когда цветы срезают, у меня эта операция ассоциируется с казнью, а когда их ставят в вазу – с реанимацией», – припомнил он ее ответ, после того как написал, что они знакомы уже три месяца, а он ни разу не подарил ей цветов.

К кафе он подъехал в половине восьмого. Поставил машину на небольшом паркинге напротив главного входа в конюшню. Узкая, усыпанная гравием дорожка вела к зданию, напоминающему фабричный корпус. Марцин неторопливо поднялся по бетонным ступеням и оказался в шумном ресторанном зале, отгороженном от ярко освещенного конного манежа стеклянной стеной. Он спросил проходившего мимо официанта, где находятся компьютеры. Тот проводил его в маленькое пустое помещение за высокой деревянной стойкой бара. В темной комнате без окон мерцали мониторы.

«Значит, здесь…» – подумал он, осторожно кладя ладонь на клавиатуру одного из компьютеров.

Потом вернулся в ресторан и сел за свободный столик у самой стеклянной стены. Он сидел и нетерпеливо поглядывал на часы. Зальчик с компьютерами постепенно начал заполняться людьми. И вот уже восемь часов. Марцин услышал звук подъезжающей машины. Распахнулась дверь. Двое мужчин сопровождали инвалидную коляску, в которой сидела молодая эффектная женщина. Один из них придержал ногой дверь, а второй вкатил коляску. Женщина улыбалась. У нее были длинные волосы с рыжиной, связанные узлом. Правой рукой она нервно поправляла их. В ресторанном зале люди вставали со стульев, чтобы освободить место для проезда кресла на колесах. Младший из мужчин, тот, что катил кресло, громко обратился к барменше:

– Пани Рената, Эмилия сегодня как обычно. Около двадцати двух мы приедем за ней.

И инвалидное кресло исчезло в комнате с компьютерами.

Марцин вскочил со стула. Он выбежал на паркинг, сел в машину. Рванул с места с визгом шин и помчался в сторону асфальтовой дороги, ведущей в город. И только когда водитель встречной машины стал в истерике давить на клаксон, он включил фары. Остановился он в пяти километрах, на лесном паркинге. Его трясло. Во рту пересохло, сердце будто стиснуло обручем. Он тяжело дышал. Дыхание было частым и неглубоким. Марцин чувствовал, что надвигается приступ страха. Он открыл бардачок и в поисках бумажного мешочка одним движением вывалил все на пол. Инвалидное кресло и улыбающееся женское лицо все время возникали перед глазами, словно непрерывно прокручиваемый фрагмент фильма. И вдруг Марцин увидел мамину улыбку, когда он выкатывал ее на таком кресле во двор их дома в Бичицах. Она поворачивалась к нему и, глядя в глаза, говорила:

– Сынок… Обещаю тебе, я научусь! И мы еще станцуем с тобой! Вот увидишь…