Тысяча сияющих солнц - Хоссейни Халед

Снимок, правда, был не на первой полосе, но отчасти слова Хасины сбылись.

Лейла шагает по тому самому коридорчику, в котором два года назад передавала Азизу с рук на руки Заману. Лейле никогда не забыть, с каким отчаянием дочка цеплялась тогда за нее. Стены коридорчика густо залеплены плакатами — динозавры, персонажи мультиков, Будды из Бамиана — и работами самих детей. На рисунках черные палатки, танки, люди с автоматами, сцены боев.

Лейла сворачивает за угол. Ее ученики ждут ее у дверей класса. Лейла с радостью смотрит на платки, на бритые головы, прикрытые тюбетейками, на милые мордашки (некоторые такие чумазые... ну да ничего). Завидев учительницу, дети кидаются ей навстречу, толпой окружают ее, визжат, радостно улыбаются, пихаются, самые маленькие норовят забраться к ней на руки, называют мамой. Лейла не поправляет их.

Не сразу Лейле удается утихомирить детишек, построить в ряд и рассадить по местам.

Тарик и Заман сломали перегородку между двумя комнатами — получился класс. Пол — весь в трещинах и выбоинах — пока прикрыт брезентом. Тарик обещал сделать стяжку и постелить ковер.

К стене прибита классная доска — Заман лично ее отскреб и выкрасил в белый цвет. Над доской стихотворные строчки — своеобразный ответ скептикам, кто жалуется на вечную нехватку средств, на пробуксовку реформ, боится скорого возвращения талибов, пророчит неудачи во всех начинаниях. Это газель Хафиза — любимые стихи Замана.

• Ступит вновь Юсуф на землю Ханаана, —
• не тужи!
• Сень печали сменят розы, тень платана, —
• не тужи!

• Было плохо, станет лучше, — к миру злобы
• не питай,
• Был низвергнут, но дождешься снова сана, —
• не тужи!

• На престол холма восходит с опахалом
• роз весна, —
• Что ж твоя, о пташка ночи, ноет рана?
• Не тужи!

• Друг! Не чудо ли таится за завесой, —
• каждый миг
• Могут радости нахлынуть из тумана, —
• не тужи!

• День иль два путем нежданным шел времен
• круговорот.
• Все не вечно, все добыча урагана, —
• не тужи!

• Коль стопы свои направишь ты к Каабе
• по пескам
• И тебя шипы изранят мугиляна, —
• не тужи!

• Если твой судостроитель — мудрый Ной,
• не бойся бури.
• Хоть струя ветров загробных злобно рьяна, —
• не тужи!

• Если путь опасный долог, будто нет ему
• конца,
• Все ж он кончится на радость каравана, —
• не тужи!

• Все нам свыше назначает снисходительный
• Господь:
• Час разлуки, ночь лобзаний, день обмана, —
• не тужи!

• Коль, Хафиз, проводишь время в доме бедном,
• в тишине,
• Постигая всю премудрость Аль-Корана, —
• не тужи!^[65]

Пора начинать занятие. Дети достают тетрадки, переговариваются. Бумажный самолетик закладывает вираж над партами. Чья-то рука ловит его.

— Откройте учебники по фарси, дети, — просит Лейла и под шелест страниц подходит к окну.

Мальчики, выстроившись у трехочковой линии, отрабатывают свободные броски. Из-за гор встает солнце, обод баскетбольной корзины, цепи, на которых подвешены качели, свисток на груди Замана, его новые очки сверкают в его лучах. Лейла кладет ладони на теплые деревяшки оконной рамы и закрывает глаза, подставляя лицо блаженному теплу.

Когда они только прибыли в Кабул из Пакистана, Лейлу ждало огорчение. Где талибы погребли тело Мариам, никто не знал. А Лейле так хотелось посидеть на ее могилке, побыть с ней, принести цветы. Но теперь Лейла понимает: все это неважно. Мариам всегда будет рядом. Она в свежевыкрашенных стенах, в высаженных деревьях, в одеялах, под которыми детям тепло, в книжках и карандашах. Она в детском смехе. Она в стихах, которые Азиза заучивает наизусть, и в давно уже зазубренных ею молитвах. Она в сердце у Лейлы, и душа ее сияет тысячью солнц.

Кто-то окликает Лейлу. Голос далекий. Лейла невольно поворачивается тем ухом, которое слышит.