Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья

Более он ничем не дал понять, что знает их секрет. У ребят была одна ночь, завтра Татьяна отправлялась домой, а Петров с Козловым — в Москву.

Они молча соблюдали правила игры: ведем себя так, будто здесь только друзья.

* * *

В поезде Козлов первым заговорил о Татьяне.

Они сидели в вагоне-ресторане, поужинали, вылили бутылку вина.

— Я люблю твою сестру, — сказал Козлов, отбросив привычную иронию. — Такая петрушка.

Он поставил локти на стол, запустил пальцы в шевелюру, словно пытаясь удержать рвущиеся из головы горькие мысли.

— Что делать? — спрашивал он то ли Петрова, то Ли самого себя. — Что делать, когда никто не виноват? У меня хорошая жена, любящая и прочее. Трое, как и у тебя, детей. Младший еще в школу не ходит.

Старшему семнадцать, лоботряс, его в ежовых рукавицах надо держать. Дочь в возрасте Джульетты, ухажеров из подъезда гоняю. И я люблю Татьяну. Всеми потрохами. Ты знаешь, она удивительная! Она такая настоящая, красивая — как рассвет. Ты видел рассветы? Когда солнце выкатывает, всегда неожиданно большое и красное, ты чувствуешь, что рождаешься заново, что сил в тебе немерено и готов горы свернуть. Что ты молчишь? Забавен корчащийся в любовных терзаниях педиатр немолодых лет? — Козлов силился взять себя в руки.

— Нет, не забавен. Ты помнишь «Даму с собачкой»?

Козлов убрал руки от головы, откинулся на спинку стула, почти весело спросил:

— Ты всегда в трудные минуты прибегаешь к литературе?

— Я месяц лежал пластом, классику перечитывал — А когда мы Зине молоко сцеживали?

Они рассмеялись. Петров несколько натужно вспоминать за ресторанным столом, что кто-то массировал грудь его жены, — удовольствие ниже среднего.

— И что там у Чехова? — напомнил Козлов.

— Закончилось тем, что только началось. Безвыходная ситуация, то есть выход только в предательстве.

— Да. Воспитывать детей на расстоянии — мура, все равно их калечить. Вот ты бы мог Зину бросить?

— Вот я бы не мог.

— Даже если бы глубоко полюбил другую женщину?

— Я поздно женился и долго выбирал.

— Повезло.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я давал тебе советы? И что можно советовать? Не забывай: Танька моя сестра, и я за ее счастье глотку перегрызу.

— Со мной она была бы счастлива.

— Не сомневаюсь.

— Значит, уйти из семьи?

— Ничего не значит! Тебя никто не неволит принимать решение сегодня.

— Таня говорит, надо все прекратить. Забыть, будто не было.

— Ей сейчас тоже не сладко.

— Верно. Видно, пришла наша пора.

— Какая пора? — не понял Петров.

— Охотиться на тюленей, — невесело улыбнулся Козлов и перевел разговор:

— Что собираешься делать? Рвешься в бой?

— Нет, тихо, без резких движений прикидываюсь олухом.

— Думаешь, поверят?

— Если хорошо замаскируюсь. Для меня эти полгода даром не прошли. Я опустился и очеловечился.

— Звучит многообещающе, — усмехнулся Козлов. — А что сие обозначает?

— Мыслительные процессы замедлились, мозги покрылись плесенью. Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что я вместе со всей госпитальной общественностью буду с живым интересом следить, как развивается роман процедурной сестры и майора с ампутированными ногами, — я бы рассмеялся ему в лицо. Правда, до мыльных опер по телевизору не докатился. Соседям по палате купил наушники, чтобы не слышать этой дребедени.

— Сейчас ты скажешь, что тебе открылись какие-то истины.

— Весьма банальные…

— Например?

— Тело и дух человека — субстанции чрезвычайно хрупкие. На их восстановление уходит масса времени, бестолкового и потерянного для жизни. Заметил, что, кроме «Ракового корпуса» Солженицына, нет ни одной толковой книги о больнице? Исповеди врачей не в счет. Те, кто долго провалялся на койке, мечтают скорее все забыть.

— Вывод? Беречь здоровый дух в здоровом теле?

— Всенепременно. И наслаждаться каждым прожитым днем.

— Свежие мысли. До толстовства ты не дошел?

Как насчет непротивления злу насилием?

— Отрицательно. Лиходеев нужно казнить. Рубить им головы и кастрировать, чтобы не размножались.

— Именно в такой последовательности? Что и говорить, залежался человек в больнице. Все, пошли в купе, философ.

Попутчики предложили перекинуться в картишки. Петров отказался. С некоторых пор у него выработалось отвращение к преферансу в поезде.

* * *

Ровенские давно потеряли интерес к вдове Петрова, Зина редко виделась с Леной. Двум работающим женщинам трудно вырвать время для общения Кроме того, Лена погружена в светскую жизнь, и Зина не обижалась на частые отговорки подруги. Но все-таки навязалась и уговорила Лену с мужем отпраздновать в ресторане второй удачный проект В двадцатый раз отказывать было неудобно. Ровенские, морщась, приняли приглашение.