Подземка - Мураками Харуки

Тридцать лет, но в нем еще играет юность. Конечно, может, из-за такого специфичного интервью лицом к лицу, но создается впечатление, что он совсем не болтун. Целый час — весь свой обеденный перерыв — он, попивая кофе, рассказывал нам свою историю в кафе недалеко от фирмы. На вопросы отвечал спокойно, сдержанно. И лишь когда он критиковал подход государства к зариновому инциденту, на его лице проявились эмоции. Семья — жена и ребенок двух с половиной лет. Живет в префектуре Сайтама.

Хобби — автомобили и рок-группа. По выходным арендуют для репетиций сцену. Остальным членам группы по 26-27 лет. «Да, мало кто продолжает играть после тридцати», — говорит г-н Миками. Любимая группа — «Рэйнбоу» Ричи Блэкмора. Азартным играм не подвержен, не курит. Выпивает чуть-чуть и только за компанию. В основном любит работать.

По утрам выхожу из дома в 7:15. Со станции Ниси-Кавагути еду до Уэно на линии Кэйхин-Тохоку. Там пересаживаюсь на линию Хибия и еду до Хироо. От двери до двери занимает час с четвертью.

Поезда — и тот, и другой — под завязку. В пути ничего особенного не делаю. Так, иногда слушаю музыку. На работу прихожу в половине девятого, рабочий день с девяти. Еду я с запасом, поэтому не помню, чтобы когда-либо опаздывал.

На Уэно обычно сажусь в передние вагоны — в первый или второй. Но в какой из них сел в тот день, не помню. Не смог ответить я на этот вопрос и в полиции. Поезд остановился, я вдруг вышел на какой-то станции, ехал до работы на такси. Где я вышел, толком не помню. На Каябатё или Хаттёбори?

В вагоне объявили о взрывчатых веществах, там поезд и остановился. Движение вряд ли скоро восстановится, оставалось только ехать на такси. Я быстро вышел и тут же поймал тачку. Пока ехал, слушал по радио о взрывчатке в метро.

Только выйдя из вагона, я увидел двух-трех лежавших на платформе пассажиров. Подумал: наверное, им плохо, — но особого значения не придал. Их уже уносили на себе служащие метро. Но я быстро прошел мимо — нужно было такси ловить. Чувствую, правильно сделал. Чуть позже поймать такси там было уже невозможно. Благодаря этому добрался на работу до девяти.

В тот момент я чувствовал себя вполне нормально. Но потом начались непонятки: вокруг все какое-то мрачное, состояние неважное. Подкатывает тошнота. Тем временем коллеги, насмотревшись телевизора, устроили панику: дескать, это ядовитый газ. Сообщали, что, вдохнешь его — и вокруг все мрачнеет. Тогда я и понял, что со мной. Также они сообщили, что рекомендуется немедля пойти в больницу — и я пошел в ближайшую, на Хироо.

Было это в половине одиннадцатого. К тому времени там уже было порядка тысячи пострадавших. Первым делом взяли кровь на анализ, а затем предложили госпитализацию, объяснив, что низкий уровень холинэстеразы. Сейчас уже точно не помню, но у меня было где-то 60-70 при норме 140. Поставили капельницу, но уколов не делали. Мол, нет лекарств.

Так я в конечном итоге провел в больнице три дня. Палата четырехместная, вообще-то она предназначена для тяжелобольных, но, кроме меня, там был еще один пострадавший от зарина, остальные — обычные больные. Позвонил жене, она приехала. Особого беспокойства не было. Так, вроде: ну, так получилось. В то время мы еще не имели понятия, что это такое — зарин.

Состояние — мрак перед глазами. Ляжешь на бок, поспишь, ничего особого. Аппетит тоже есть — я ел как обычно. В день выписки уровень холинэстеразы вернулся к 120-130. Зрачки продолжали оставаться меньше, чем у нормальных людей. Темновато, но постепенно привык — я уже сам толком не понимал, темно или нет. Тяжести, боли не было, лишь, когда ходил быстрым шагом, делал резкие движения, появлялась одышка.

Всю ту неделю на работу я не ходил, пошел в следующий понедельник. Зрачки какое-то время оставались маленькими, но это мне никак не мешало. Никаких осложнений не последовало. От поездок в метро после происшествия меня ничего не сдерживает. Однако если попытаться разобраться, что же на самом деле можно назвать осложнением, конкретного ответа у меня не будет. Вот что вызывает опасения.

Можно, конечно, и смертную казнь, но со смертью для них все кончится. Наоборот, хочется, чтобы они сполна взяли на себя всю ответственность за происшествие. Это же можно сказать государству. Злость к преступникам, разумеется, есть, но говори не говори — разве что от этого изменится? Несомненно, «Аум Синрикё» лапочками не назовешь, однако огромна ответственность и государства, которое пустило на самотек проблемы такого рода, сложив руки, безучастно позволив им разрастись до таких масштабов. Извините за выражение, но психи есть везде. И кто как не государство обязан обеспечивать безопасность, ограждая от таких людей. Разве не для этого все платят налоги? Это касается не только полиции. Не будь разрешения губернатора, не стали бы они религиозной организацией. Или они там давали разрешение с перепугу?