Мир от Гарпа - Ирвинг Джон

При этих словах Хелен покачала головой и вышла из спальни. В дверях появилась Дженни: на ее лице было то осуждающее выражение, с которым только мать может смотреть на сына. Дженни смотрела на Гарпа не столько сердито, сколько разочарованно.

— Кто это звонит, черт подери? — спросил Стюарт Перси.

— Гарп, сэр, — почтительно ответил Гарп, как бы снова становясь маленьким мальчиком, виноватым в своих генах.

— Щенок вонючий! — взревел Толстый Персик. — Что тебе надо?!

Рассказывая о Куши Перси, Дженни забыла упомянуть, что та умерла месяца три назад. И Гарп пребывал в полной уверенности, что приносит соболезнование несчастным родителям, потерявшим дочь совсем недавно.

— Очень, очень сожалею. Очень, — растерянно пробормотал он.

— Ладно, чего уж там, — буркнул Стюарт Перси.

— Я только что узнал о случившемся, — продолжал Гарп, — и хотел выразить вам и миссис Перси свое соболезнование. Я старался вам не показывать, сэр, но я относился к…

— Ах ты, свинья! Японское отродье! Сучье семя! Недалеко ушел от своей мамочки-потаскухи! — и Стюарт бросил трубку.

Даже Гарп оказался не подготовлен к такому взрыву ненависти. Но истинной его причины он не знал. Только много лет спустя ему стали известны обстоятельства, проливающие свет на эту реакцию Толстого Персика на его телефонный звонок. О них рассказала его матери бедная Пушинка Перси — сумасшедшая Бейнбридж. Когда Гарп в ту ночь позвонил, после смерти Куши прошло уже много времени, и Стюарту в голову не могло прийти, что кто-то соболезнует им в связи с кончиной дочери; дело в том, что днем наконец-то покончил счеты с жизнью их дорогой Балдеж, черное чудовище, которого Гарп всегда ненавидел. И Стюарт Перси решил, что это полуночное соболезнование просто жестокая шутка со стороны Гарпа.

…И когда в эту ночь вдруг раздался телефонный звонок, Гарп почувствовал, как жена во сне инстинктивно прижалась к нему. Когда он взял трубку, Хелен коленями сжала его ногу, словно цеплялась из последних сил за жизнь и благополучие, залогом которого было тело ее мужа.

Гарп тут же стал перебирать в уме возможные варианты: „Уолт дома, спит, Данкен тоже, слава Богу, не у миссис Ральф“.

„Это отец, — пронеслось в мозгу Хелен. — Отказало сердце“. (Иногда в таких случаях она думала: „Наконец-то нашлась мать. Ее опознали. В морге“.)

А Гарп продолжал думать свое. „Убита мать или выкрадена. И мужчины, прячущие ее, требуют выкупа. Их условие — публичное изнасилование сорока девственниц, и тогда всемирно известная феминистка получит свободу. Плюс жизнь моих детей“, — лихорадочно фантазировал Гарп.

Звонила Роберта Малдун, что укрепило уверенность Гарпа: что-то случилось с Дженни Филдз. Но жертвой оказалась сама Роберта.

— Он ушел от меня… — В ее зычном голосе звучали слезы. — Он меня бросил. Меня! Вы можете этому поверить?

— Боже, Роберта, — произнес Гарп.

— Я понятия не имела, какое дерьмо мужчины, пока сама не стала женщиной, — продолжала она.

— Это Роберта, — шепнул Гарп, успокаивая жену. — Ее любовник сделал ноги.

Хелен в ответ вздохнула, разжала коленки, сжимавшие ногу мужа, и повернулась на бок.

— Вам, конечно, это все равно! — обиделась Роберта.

— Да нет же, успокойтесь.

— Извините, но я вам позвонила, потому что вашей матери звонить поздновато…

„Поразительная логика: ведь Дженни ложится спать куда позже, чем я“, — подумал Гарп, но промолчал: он слишком хорошо относился к Роберте и понимал — ей сейчас не до политеса.

— Он сказал, что во мне слишком мало от женщины, что он совсем со мной запутался в сексуальном отношении. Считает, что я еще сама не разобралась, кто я — мужчина или женщина, — прокричала Роберта в трубку. — Господи, этот его „питер“! Ему все время нужна новая девчонка. Чтобы хвастаться перед друзьями.

— Ручаюсь, вы могли бы его удержать, Роберта. Что вам стоит хорошенько вздуть это дерьмо?

— Поймите, я больше не хочу драться. Я — женщина.

— Ну и что? Раз женщина, так, значит, нельзя никого хорошенько вздуть?

Говоря это, Гарп чувствовал, как Хелен, повернувшись, тянет его к себе.

— Я не знаю, что можно женщине и что нельзя, — жалобно запричитала Роберта. — Не знаю, как они переносят такой удар. Могу только сказать, что я сама чувствую.

— Что же вы чувствуете? — Гарп понимал, что Роберте не терпится выложить это ему.