Колокол - Мердок Айрис

Quarens me, sedisti lassus;

Redemisti, Crucem passus;

Tantus labor поп sit cassus.

[«Тот день, день гнева» — начало средневекового церковного гимна, которым открывается вторая часть заупокойной мессы.

Взыскуя меня, ты сидел изнуренный.

Искупил, претерпев крест.

Пусть же этот труд не будет тщетным (лат.).]

* * *

Они вышли из такси, Майкл оплатил водителю дорогу туда и обратно, попросив его подождать и отвезти Дору обратно в Корт. Они прошли на станцию.

Накануне утром пришло то самое письмо, которого ждал Майкл. Миссис Марк сообщала ему, что Кэтрин намного лучше. В общем-то она кажется более или менее нормальной, хотя на этой стадии судить пока трудно. Конечно, он должен быть готов к тому, что она сильно изменилась. О брате она еще не спрашивала, и сочли, что лучше будет Майклу первым сообщить ей о смерти Ника. Посему присутствие его в Лондоне срочно необходимо.

Майклу сразу захотелось уехать. Дел у него в Корте больше не было. Ничто его не удерживало. День он провел за сборами и телефонными разговорами и приготовился к отъезду ранним поездом на следующее утро. Дора должна была уехать попозже, поездом, на котором она могла с одной лишь пересадкой добраться до Бата. Она позвонила Салли, чтобы та ждала ее поздно вечером.

Дора, с тревогой наблюдавшая за приходом каждого письма от миссис Марк, поняла по возбужденному состоянию Майкла — еще до того, как он что-либо сказал, — что письмо это то самое. Она печально, но с чувством неизбежности ожидала, когда кончится ее житье с Майклом. Она любила его с тихой, безропотной безнадежностью. После стольких страданий и жестокостей сама недосягаемость его утешала. И она не могла заставить себя испытывать ревность к такому странному и несчастному существу, как Кэтрин.

Она не сожалела, что решила не возвращаться к Полу. И оттого, что Майкл ее в этом поддержал, испытывала огромное облегчение — у нее будто камень с души упал. Полу она писала длинные объяснительные письма. Пол отвечал сердитыми разглагольствованиями, ультиматумами в телеграммах и телефонными звонками, которые оканчивались всегда тем, что кто-то из них швырял трубку. По каким-то причинам, может быть, связанным с Майклом, он избавил ее от приезда собственной персоной. Он изложил ей — гораздо откровеннее, чем когда-либо прежде, — свою философию. Толковать ее двояко не приходилось. Дора относится к тому типу женщин, которым суждено то дразнить, то покоряться. Подразнила она его предостаточно, пора и покориться. Именно этого она и хочет, и она должна понять, что в этом ее истинное счастье. Независимость — это химера. Все, что произойдет, — она лишь заведет новую любовную интрижку. И стоит ли — раз она знает, что он без конца будет ждать ее, — обрекать его, а в общем-то и их обоих на эти непрестанные и бессмысленные страдания? Он прекрасно понимает, что, когда она забьет себе голову какой-нибудь очередной фантазией, она холодна и безжалостна, но все-таки он взывает к ее здравому смыслу и к тем остаткам воспоминаний о том, как сильно она его любила. И кстати — может он теперь получить обратно те два письма, которые он ей давал?

Дору трогали, но не пронимали эти сообщения. Она обдумывала их и отвечала неуклюжими опровержениями. Она также пространно ответила на письмо Ноэля. Ноэль извинялся за то, что побеспокоил ее своим появлением в Имбере. Теперь он понимает, что это было глупо. Жаль — если и ей жаль, — что газеты выставили Имбер на посмешище. Но ничего — правда свое возьмет. Его-то статья была подобающе сдержанной. Жаль ему — с той же оговоркой, — что Имбер закрывается. Однако это и хорошая весть — ведь, значит, Дора вскоре вернется в Лондон, и когда, ох, когда же они встретятся? За ней должок — ланч. Это он и имел в виду, когда говорил, что скучает по ней. Скучает он по ней и сейчас.

Дора ответила, что в Лондон не приедет. Когда-нибудь после она заглянет к Ноэлю. Теперь же она хочет побыть одна. Ей не хватает легкости его компании, но лихорадочного желания укрыться в его мирке она больше не испытывает. Она пыталась отвратить свои мысли и от Пола, и от Ноэля, и от Майкла. Это было нелегко. Она упаковала вещи, собрала все акварели, которые написала за последние несколько недель. Легла в постель, совершенно обессилев. Представила себе — как представляла каждую ночь — Пола, сидящего в одиночестве в своей роскошной квартире на Найтсбридже у белого телефона и ожидающего ее возвращения. Но последним ее воспоминанием было то, что утром Майкл уедет и, когда они встретятся вновь, он, по-видимому, будет женат на Кэтрин. Она уснула в слезах, но то были тихие, утешающие слезы.