Седьмой дневник - Губерман Игорь

Мудрец Зоил назло годам
добро и грех легко мешал:
искал повсюду падших дам
и их посильно утешал.

В любой душе, учил Зенон,
большая сила есть телесная:
зайдя однажды в Парфенон,
он пукнул так, что крыша треснула.

Кошмарно жил мудрец Полибий
на фоне прочих мудрецов:
его жена, подобно рыбе,
несла икру от всех самцов.

Про всех филологов совместно
Катулл язвительно изрёк:
им только мёртвых интересно
вдоль изучать и поперёк.

Любил сказать поэт Овидий,
делясь умом с любым желающим:
когда ты сам не в лучшем виде —
не прискребайся к окружающим.

Он был мудрец, еврей Шамай,
и мастер в тонкостях копаться,
он говорил: наступит май,
и все потянутся ебаться.

Мудрейший цадик Элиягу
любил на рюмку приглашение
и чтил божественной ту влагу,
в которой скрыто утешение.

Была Елена не блудница,
а за свои права борец,
с ней тесной близостью гордиться
любой афинский мог мудрец.

Жил одиноко Поликрат,
он был уродлив, искалечен,
но свой любовный аппарат
на всякий случай мыл под вечер.

Слова Гиллеля разум точат,
они с души сдирают путы:
«Еврей, который выпить хочет,
не должен медлить ни минуты».

Слова Лукиана едва ли
студентам диктуют в тетради:
«Увы, но сегодня морали
нас учат отпетые бляди».

Учитель логики Лисипп
не знал, куда себя девать:
от пьянства бедный так осип,
что перестал преподавать.

Один поверхностный мыслитель
мудрей и чище стать решил,
укрылся в тайную обитель,
и там беднягу съели вши.

В родной деревне Гидеон
был нелюбим весьма нешуточно:
он изобрёл аккордеон
и упражнялся круглосуточно.

Так часто в Греции случалось,
а началось – на Эмпедокле:
ему Горгона повстречалась,
и вмиг его штаны подмокли.

Сказал философ Гермоген
для всех веков литую фразу:
«Когда в роду хороший ген,
по детям это видно сразу».

Печально мудрый Иегуда
писал ночами при луне:
«Когда жена твоя – паскуда,
то детям нужен ты вдвойне».

Наставник юных Апеллес
учил детишек верить в чудо:
решив летать, на пальму влез
и насмерть ёбнулся оттуда.

Большой философ Парменид
безвестен был и огорчался,
но стал немедля знаменит,
как на чужой жене скончался.

Сказал философ Йоханан
ученикам однажды днём:
«Купил себе вчера диван
и глубже думать стал на нём».

Уставши жить, Алкивиад
письмо – «Прощай!» послал подруге,
потом к вину подсыпал яд
и чашу эту дал супруге.

У Лао-Цзы была идея,
в чём корень бедствий всех веков:
«У мудреца и у злодея —
равно число учеников».

Бесстрашный Гелиогабал
великий был завоеватель,
но столько дев переебал,
что славен кличкой – Покрыватель.

Сошёл с ума учитель Фидий:
орал с утра, что он – химера,
а днём, шепча, что он – Овидий,
читал отрывки из Гомера.

Легко пророчествовал Ездра
и понимался без труда,
он говорил: «Поглотит бездна
того, кто свалится туда».

Все в Риме знали имя Секста,
слыл этот нищий мудрецом
и знатоком загадок секса,
поскольку был с одним яйцом.

О личных судьбах Фукидид
гадал по катышкам дерьма
и всех учил: «Душе вредит
существование ума».

В любом случающемся месте
пророк Иона целый день
вещал толпе, что, кроме чести,
всё остальное – хуетень.

Был рабби Зуся знаменит,
но жил, не слазя с чердака,
он говорил: «Меня тошнит,
когда я вижу мудака».

Бродячий цадик Соломон
беспечный дух ценил в еврее:
«Да, остолоп и охламон,
а хитрожопых он мудрее».

Всех наставлял мудрец Рамбам,
что жить обдуманно – удобней:
«Узнавши волка по зубам,
не убеждайся в том подробней».

О людях рав Абарбанель
судил тепло и беспечально:
«Все те, кто вышел на панель,
там оказались не случайно».

Был толкователь мудрый Раши
и знал, какой надел хомут,
он говорил: «Не евши каши —
откуда силы на Талмуд?»

Рав Нахман даже в недозрелости
нашёл источник утешения:
«Имей мы больше сил и смелости,
крупней бы стали прегрешения».

Учитель танцев Архилох
во всех досадах и обидах
утешить мог: «На каждый вдох,
пока ты жив, найдётся выдох».

Большой мудрец был цадик Енох,
таких, как он, сочтёшь на пальцах,
а он учил: «Судьба не в генах,
она в уме, душе и яйцах».

А вот во Франции намедни
властитель дум Луи Прюдом
понёс в кафе такие бредни,
что переехал жить в дурдом.

Был вольнодумцем рав Эфраим,
учил он странно и причудливо:
«Не обольщайтесь Божьим раем,
там жарко, скучно и занудливо».

Послали боги Сосипатру
большого дара благодать:
он мог бы даже Клеопатру
до полусмерти заебать.

В идеях жизни вор Менаше
был честен, чист и неподделен:
«Я говорю: что наше – наше,
а то, что ваше, мы поделим».

Учитель хедера Евсевий
любил мотив печали: «Дети,
я тут забочусь о посеве,
но что взойдёт – не я в ответе».

Асклепий всех лечил отменно,
к нему толпились на приём,
хоть он больного непременно
предупреждал: «Мы все умрём».

Нахум был мудрец, а не пророк,
но прогнозы делал без труда:
«Ежели кому приходит срок,
тут уже не деться никуда».

Рав Лурия всегда зимой,
хотя был чист, как ангел Божий,
но из гостей идя домой,
чужую шубу брал в прихожей.

В Египте жрец Эхнадрион
постиг начало всех начал,
и стал настолько умудрён,
что только пукал и молчал.

Весьма известный грек Эвтебий
сказал, надрезав ананас:
«А я боюсь, что и на небе
не меньше блядства, чем у нас».

Сказал в субботу цадик Эзра:
«Не в силах только недоумки
понять, насколько бесполезно
сопротивленье зову рюмки».

«Да, я монах, – сказал Дато, —
и служит святость мне наградою,
но в райских кущах я зато
немало девственниц порадую».

Болтал везде провидец Урия:
«Мы для утех в раю дозреем,
от мусульман любая гурия
сбежать мечтает в рай к евреям».

У злой пророчицы Эсфири
злой дух витал в её обители,
он подпилил полы в сортире,
и с ней простились посетители.

Смущая души, цадик Шайя
был возмутителем спокойствия:
«Грех, – говорил он, – жить, лишая
себя игры и удовольствия».

К монаху Савлу много лет
бесплодных жён везли немерено:
он тайный знал такой секрет,
что баба делалась беременна.

Лишь осуждать, ругать и хаять
пророк Балам решался смело,
он говорил: «Рождённый лаять
мурлыкать будет неумело».

Любил напомнить рав Барух
о нашей памяти богатстве:
«Тряхни любую из старух —
и получай роман о блядстве».

Великий грек Аристофан
ворчал, когда бывал не в духе:
«Изобрели бы целлофан,
чтоб на еду не срали мухи!»

Во вздохе рава Гамлиэля —
о людях явная забота:
«Увы, рабочая неделя
длинней, чем краткая суббота».

Философ мусульманства Мохамед,
усердно помолясь в конце недели,
тайком носил выгуливать предмет,
ценимый католичками в борделе.

Философ йоги Радж Нисах
так толковал мужскую честь:
«Мы можем быть в любых трусах,
когда внутри в них что-то есть».

Вся горечь мыслей Парменида
с его бедой семейной вяжется:
«Весной почти любая гнида
роскошной бабочкою кажется».

Наставник мудрых Кришнапутра
людей учил, чтоб жить помочь:
«Не спи, когда настало утро,
ложись, когда наступит ночь».

Повесой римским был Петроний,
но ярких мыслей лил напиток:
«Кто слишком плачет об уроне,
тому не светит и прибыток».

Хранил в сужденьях постоянство
учёный перс Абу Мазьян,
он утверждал, что христианство
явилось в мир от обезьян.

Учил святой Пантелеймон,
что если будешь суетиться,
то вмиг рогатый охламон
тебя скогтит, как рыбу – птица.

Был очень добрым рав Леви,
а изъяснялся крайне скупо:
«Когда горит пожар любви,
его гасить – и грех, и глупо».

Узнал рав Зак, пойдя к врачу,
что в нём беда засела прочно.
«Конечно, к Богу я хочу, —
подумал рав, – но ведь не срочно».

Был цадик Залман эрудит,
его слова – мой гордый вымпел,
он говорил: «Кому вредит,
если еврей немного выпил?»

А старец Мойше был зануда,
бубнил – как соль на раны сыпал,
но врач терпел его, покуда
со стула в обморок не выпал.

Учил мой предок Авраам:
«Пока здоров – греши и кайся,
а влипнешь в лапы докторам —
терпи, молчи, не трепыхайся».

Любил философ Сулейман
сказать изысканно и сочно:
«Когда вчистую пуст карман,
то шевелиться надо срочно».

Философ Лунц был так отзывчив —
для всех был ужин и ночлег,
и так отменно переимчив,
что думал мыслями коллег.

Патриций Ромул был герой,
оплот незыблемости строя,
его так мучил геморрой,
что он сидел в Сенате стоя.

Сказал однажды Йонатан,
гуляка, враль и полуночник:
«Имей затык на свой фонтан,
но береги его источник».

Седой мудрец Авталион
был автор мысли очень точной:
«Умело сваренный бульон —
залог семейной жизни прочной».

Рассеян был философ Критий
и был постигнут он бедой:
купая дочь свою в корыте,
её он выплеснул с водой.

Мудрейший грек Аполлодор
сказал в ответ на речь софиста:
«Излить полезно чушь и вздор,
яснеет ум, когда в нём чисто».

Большой мыслитель Феофил
при виде кладбищ волновался:
он был, бедняга, некрофил,
но сам себе не сознавался.

Пася орущих малолеток,
друзьям печалился Федон:
«Зачем, куда мне столько деток?
Хоть изобрёл бы кто гондон!»

А римский консул Доминик
с одними шлюхами общался —
он был известен кражей книг
и никуда не приглашался.

Воспел философ Каллимах
азы мыслительной науки:
«Чрезмерный умственный замах
родит обычно только пуки».

Поэт-философ Гесиод
жил безалаберно и шумно,
был в частной жизни идиот,
а сочинял на редкость умно.

На ухо юному соседу
шепнул однажды врач Фаллопий,
что в философскую беседу
не стоит лезть от зуда в жопе.

Сказал купцу поэт Гораций —
тот уплывал за пять морей:
«Тебе для тонких махинаций
не грек бы нужен, а еврей».

Лорд Нельсон гулял по курорту,
шепча: «Меня, Боже, прости,
но девки по правому борту
сигналят налево грести!»

«Увы, – промолвил Марк Аврелий,
перед любовным стоя ложем, —
на что способны мы в апреле,
то в ноябре уже не можем».

Пророк Нехемия когда-то
свёл утешительный баланс:
«Начало бед – рожденья дата,
а дата смерти – новый шанс».