Сценарий собственных ошибок - Рой Олег

Да, надо признать: Инна оставила любимую работу. И ради чего? Ответ напрашивается: ради семьи. Но насколько он верен? Алина в ней уже не слишком нуждается: она в том возрасте, когда авторитетами становятся подружки и парни, а мама оттеснена на второй план. Тогда Игорь? Но Игорь, несмотря на вечные заклинания относительно важной роли «жены крупного бизнесмена», здорово к ней охладел. Может, охладел уже давно, но она обратила на это внимание только сейчас, потому что раньше была слишком занята? Инна сделала ошеломляющее открытие: муж ей изменяет! Она стала находить незначительные, но весомые для нее доказательства: галстук, завязанный не так, как она с утра завязала, запах чужих духов на рубашке, новое нижнее белье… «Иннуся, у тебя паранойя!» – насмехался над ней Игорь. Чтобы не выставлять себя параноиком, Инна принялась за выслеживание блудного супруга всерьез, со всем энтузиазмом женщины, не знающей, куда девать время, и всем пылом начинающего детектива. И ее старания увенчались успехом, но не доставили ни малейшего удовольствия. Нет, в самом деле! Не доставило ей удовольствия ни поведение Игоря, который, торопливо приводя дрожащими пальцами в порядок свой костюм, пытался оправдываться, бормоча противоположные вещи: то «ты все не так поняла», то «для мужчины однократный секс ничего не значит»… Ни – тем более – вид разлучницы, которая стояла посреди Игорева кабинета, совершенно убитая разоблачением, прикрывая крошечным кружевным лифчиком прыщики юных грудей. Девушке, которая работала у Игоря в главном офисе, было девятнадцать лет, но тоненькая полуобнаженная фигурка и отчаянный взгляд полных стыда и ужаса глаз делали ее еще моложе… почти Алининой ровесницей. Инне на миг вообразилось страшное: ее бесценная, чистая девочка – в объятиях сластолюбивого козлищи, годящегося ей в отцы.

– Оставь ребенка в покое, старый мерзавец, – с трудом раскрывая рот, словно под анестезией у стоматолога, бросила мужу в лицо Инна.

Потом Игорь не однажды попрекал жену этой фразой: якобы ею Инна намекнула на его иссякающие мужские возможности и спровоцировала импотенцию. Врет и не краснеет! Никакой у него импотенции нет. Инне и то нередко удается раскрутить его на постельные утехи. А уж по части левых девок он просто неутомим. Ходок! Хотя клялся жуткими клятвами, что это была случайность, что он больше ни-ни… У Инны теперь есть опыт. И она приучилась верить не красивым словам, а собственным глазам.

Чтобы хоть как-то себя занять, отвлечь от мук ревности, Инна выдумывала себе то одно, то другое занятие. Но ни хлопоты по управлению домом, ни разведение цветов, ни фитнес, ни шопинг, ни салоны красоты не помогали. Она явственно ощущала – после той сцены с разоблачением в офисе – по ее браку пролегла трещина. И если раньше трещина скрывалась в недрах фундамента, то теперь разрывала надвое фасад, и поделать с этим ничего нельзя. Чем больше она шпионила и подозревала мужа, тем сильнее он ее избегал. А когда она вела себя так, будто все в порядке, то сама чувствовала себя полной дурой, которая позволяет безнаказанно себя обманывать. Спрашивается: что лучше? Но в такой ситуации не бывает «лучше». Может, со временем все как-то утрясется, придет к закономерному финалу: либо открытому краху, либо существованию бок о бок на новой основе невмешательства в дела друг друга.

Ни к тому, ни к другому варианту Инна пока не была готова. Поэтому только и оставалось, что вести промежуточное существование. Сажать цветы, ездить по магазинам, сгонять вес на тренажерах. Распоряжаться домом, провожать Игоря на работу, ревновать… И ждать.

Игорь уже и забыл, что на свете бывают такие крошечные однокомнатные квартирки, заставленные ординарной, купленной в дешевом магазине мебелью. Размещенные в отдаленных районах, откуда на работу добираются на автобусе и метро, потому что большинство жителей унылых спальных многоэтажек не владеет собственными машинами. Нет, теоретически Игорь знал, что таких квартирок в спальных районах полным-полно, так что скорее его образ жизни в России, да и в Москве – изысканное исключение. Но он никогда не думал, что эта далекая от него убогая жизнь, напоминающая вялое существование полипов на морском дне, способна иметь хоть какое-то отношение к его кругу.

И вот – здрасьте-пожалуйста! – выясняется, что Андрей уже больше года крутил роман с обитательницей такой вот однокомнатной квартиры. С улиткой, замкнутой в своей блочной раковине.

На улитку Дуня, правда, уж никак не походила. И на корову – тоже: это Инна со зла ляпнула. Скорее на синичку – ловкую, подвижную, обтекаемой формы, с темными круглыми глазами, похожими на ягодки. Или нет, синицы здесь ни при чем, есть еще более похожая на эту девушку очень симпатичная, пухлощекая птица. В детстве в Озерске у них много таких скакало по деревьям… Славка! – ну вот, наконец вспомнил, как она называется. Дуня такая же, как эта птичка: очень славная.

Правда, сейчас вся заплаканная. Вначале держалась неплохо: когда Игорь, получив ее мобильный телефон от Володи, сказал, что хочет поговорить об Андрее, охотно пригласила его приехать, угостила чаем с вкусными самодельными печенюшками. Но как только речь зашла о времени, предшествовавшем самоубийству, Дуня разрыдалась. И вот – плачет и плачет, никак остановиться не может.

– Андрюша… Андрюша, зачем же он это сделал? – твердила Дуня, прикрывая лицо руками, и слезы, пробираясь меж пальцев, падали, подсаливая в ее кружке крепкий чай. – Почему? Мне с ним было так хорошо, так хорошо, вы себе представить не можете. Я думала, что и ему со мной тоже… Как же я ошиблась? Почему я его не спасла? Мне все время представляется он… в петле…

Игорь не находил, что ей ответить, чем утешить. Чтобы избавиться от вида этого неудержимого горя, так не похожего на ритуальное слезотечение Марины, он шарил глазами по сторонам. И решил, что у обитательницы блочной однушки неплохо со вкусом. Никаких старушечьих фикусов и азалий на подоконнике, никаких художественных календарей или кудельных зарослей макраме в виде украшения стен. Стены окрашены в холодный серо-голубой цвет, клеенка на столе – в тон, серыми и белыми квадратами. И неожиданная, словно окно в другой мир, картина, изображающая закат над летней проселочной дорогой. Настоящая – маслом по холсту, в своеобразном наивном стиле, напоминающем одновременно Ван Гога и детские рисунки. От изображенных на ней избушек с резными ставенками в зарослях черноплодной рябины и малины с подвядшими ягодами так и веяло сладким духом начала августа.

Малина… Малина… Ему вдруг вспомнился эпизод из детства. Там тоже росла малина – сладкая, переспелая, привяленная солнцем, пачкающая пальцы. На солнцепеке, где его бросили совсем одного… Терпко, исступленно, настойчиво толкнулось в память воспоминание, для которого сейчас было не время – а потому Игорь не стал его удерживать, и оно, едва коснувшись сознания, растворилось во тьме. К счастью. Потому что воспоминание было отвратительное, липкое…

– Это Ленчик, мой брат, написал, – слегка успокоившаяся Дуня заметила взгляд гостя. – Здорово, правда? Игорь, вы уж простите, что я перед вами так расклеилась. Брожу как шальная, то плачу, то брежу. Со дня его смерти совершенно не могу спать.

– Так примите снотворное!

– Мне нельзя.

И со значением приложила ладонь к животу. Игорь посмотрел на Дуню внимательно, будто первый раз увидел. Почему-то такое очевидное объяснение полноты молодой женщины не приходило ему в голову.

– Да, вы все правильно поняли. – В голосе Дуни звучала гордость, точно она собиралась произвести на свет наследника престола, а не внебрачного ребенка. – УЗИ пока не делали, но мне почему-то кажется, что это мальчик. Второй Андрюша. Я сама его выращу и воспитаю, Марине ничего не скажу. Но вот Стасику надо будет сказать, когда Андрюша подрастет, как вы считаете? Человек имеет право знать, что у него есть брат. Ведь это такая поддержка – братья и сестры! У меня еще две сестры. Не представляю, что бы со мной без них стало, особенно без Лены…

– Брат и три сестры… четверо… Большая у вас семья!

– И еще один брат, так что всего нас пятеро. Но я вам совсем голову заморочила! Вы пришли только затем, чтобы вспомнить Андрюшу… или…

На лице Дуни отразилось беспокойство. Должно быть, она подумала, что он мог прийти по поручению Марины.

– Дуня, я понимаю, что делаю вам больно своими вопросами. Но… поймите меня правильно, я пытаюсь выяснить, почему Андрей покончил с собой. У вас есть по этому поводу какие-то соображения? Может быть, он делился с вами своими проблемами?

Дуня посмотрела в окно, на полосу облаков, лежавшую над домами в смеркающемся небе. Так пристально посмотрела, что Игорь уставился туда же: ему показалось, что там затаился ангел, готовый подсказать обоим, что же на самом деле произошло…