Девятнадцать минут - Пиколт Джоди

Джози больше не сидела в столовой с друзьями. Это казалось неправильным, словно отсутствовала критическая масса и они разлетались, как атомы под давлением. Теперь она садилась одна в углу библиотеки, на покрытое ковром возвышение, и представляла, будто она учительница и читает детям вслух.

Сегодня, когда они приехали в школу, их уже ждали телекамеры. Чтобы добраться до входной двери, нужно было пройти прямо возле них. За прошедшую неделю их стало меньше — несомненно, где-то еще происходили трагедии, о которых этим репортерам нужно было снимать сюжеты, — но на предъявление обвинения они вернулись все без исключения. Джози подумала: как они собираются домчаться из школы к зданию суда, чтобы успеть вовремя? И сколько еще раз они будут возвращаться сюда, пока она окончит школу? На последний звонок? Через год после выстрелов? На выпускной? Она представила заголовок статьи, посвященной выжившим во время стрельбы в Стерлинг Хай, которая выйдет в «Пипл» через десять лет — «Где они сейчас?». Будет ли Джон Эберхард опять играть в хоккей или хотя бы ходить? Где будет Джози?

А Питер?

Ее мама была судьей по его делу. Несмотря на то что с Джози она на эту тему не разговаривала — по закону не имела права, — Джози все равно об этом знала. Зная, что мама будет вести суд. Джози одновременно испытывала и огромное облегчение, и неописуемый ужас. С одной стороны, это значило, что мама начнет восстанавливать цепочку событий, произошедших в тот день, то есть Джози не придется самой об этом рассказывать. С другой стороны, как только мама начнет восстанавливать последовательность событий, о чем еще она узнает?

В библиотеку вошел Дрю, подбрасывая в воздух апельсин. Он обвел взглядом группки учеников, сидевших на полу, неловко удерживая на коленях подносы с едой, и заметил Джози.

— Что нового? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Ничего особенного.

— Шакалы до тебя добрались?

Он имел в виду телерепортеров.

— Мне удалось прорваться.

— Я бы хотел, чтобы они все пошли куда подальше, — сказал Дрю.

Джози прислонилась затылком к стене.

— А я бы хотела, чтобы все опять стало нормально.

— Может быть, после суда. — Дрю повернулся к ней. — Это все необычно, я говорю о твоей маме, понимаешь?

— Мы об этом не разговариваем. Честно говоря, мы ни о чем не разговариваем.

Она взяла свою бутылку с водой и сделала глоток, чтобы Дрю не заметил, как дрожат ее руки.

— Он не сумасшедший.

— Кто?

— Питер Хьютон. Я видел его глаза в тот день. Он точно знал, что делает.

— Дрю, помолчи, — вздохнула Джози.

— Но это правда. И неважно, что говорит этот чертов умник адвокат, чтобы его вытащить.

— Мне кажется, это должны решить присяжные, а не ты.

— О Господи, Джози, — сказал он. — Уж кто-кто, но ты! Я бы никогда не подумал, что ты будешь его защищать.

— Я его не защищаю. Я просто говорю тебе, как работав юридическая система.

— Спасибо, что просветила. Но почему-то об этом совсем не думаешь, когда из твоего собственного плеча выковыривают пулю. Или когда твой друг — или твой любимый, истекает кровью на твоих…

Он резко умолк, когда Джози уронила бутылку, облив себя и Дрю водой.

— Прости, — сказала она, промакивая воду салфеткой.

Дрю вздохнул.

— И ты меня. Наверное, я немного нервничаю из-за телекамер и всей этой суеты.

Он оторвал кусочек мокрой салфетки, сунул в рот и плюнул в сторону полного мальчика, который играл на тубе в школьном духовом оркестре.

«О Господи, — подумала Джози. — Ничего не изменилось».

Дрю оторвал еще кусочек от салфетки и начал катать его между пальцами.

— Перестань, — сказала Джози.

— Что? — Дрю пожал плечами. — Ты же хотела, чтобы все опять стало нормально.

В зале суда присутствовали телекамеры четырех центральных каналов плюс корреспонденты из «Тайм», «Ньюсуик», «Нью-Йорк таймс», «Бостон глоуб» и Ассошиэйтед Пресс. Представители средств массовой информации на прошлой неделе встречались с Алекс в ее кабинете, чтобы она могла решить, кто будет присутствовать на слушании, а кто будет ждать на ступеньках здания суда. Она видела красные огоньки камер, которые означали, что идет запись, слышала скрип ручек, которыми репортеры записывали в блокноты каждое ее слово. Питер Хьютон стал объектом ненависти, тем самым предоставив Алекс ее собственные пятнадцать-минут славы. «Или шестьдесят», — подумала Алекс. Именно столько времени понадобится, чтобы зачитать все пункты обвинения.