Дорога перемен - Пиколт Джоди

Я чувствую, как требовательно напрягается мой пенис. Она широко открывает глаза, с удивлением глядя на меня. Это последнее, что я вижу, когда глубоко вхожу в нее, и чувствую, как она все крепче сжимает меня изнутри…

Потом мы долго лежим так. Говорить не хочется. Я целую ее в лоб. Она смотрит на меня с восхищением. И я, вероятно, с таким же восхищением смотрю на нее. Когда она начинает ерзать под моим телом, я отодвигаюсь, морщась с сожалением, что нам пришлось оторваться друг от друга. Совсем по-другому себя чувствуешь. Теперь, когда я знаю, что такое ощущать себя единым целым, одному оставаться не хочется.

60

Ребекка

7 июля 1990 года

В этой закусочной на стенах висели атласные Элвисы. Две официантки курили одну на двоих сигарету и говорили об Элвисе. Посетителей не было.

— Вера его видела, — говорит толстая официантка. — На вечеринке в «Блу Доум».

— Елки-палки! Он умер, повторяю тебе, он умер. У-М-Е-Р. — Официантка поворачивается к нам. У нее насморк. — Что желаете?

— Мы сами устроимся за столиком, — говорит мама, и официантка тут же теряет к ней интерес.

Нам нет нужды изучать меню — мы помним его наизусть. Слушаем болтовню официанток и разглядываем семнадцать изображений Элвиса. Плакаты, которые покупаешь на автострадах, висят над каждым столиком. Над нашим столом на Элвисе белый комбинезон и ремень с бляшкой «ЛЮБОВЬ». Он в постоянном движении, даже на атласе.

— Элвис умер, когда тебе было три года, — говорит мама, и обе официантки таращатся на нас. — Ну, перестал жить.

Мы заказываем три сандвича: с куриной отбивной, с фрикадельками, с тунцом и сыром. Заказываем кока-колу, луковые колечки и картофель в мундире. Пока готовится заказ, мы идем в туалет и умываемся. Потом за едой с помощью ложек, вилок и пакетиков сахара прокладываем себе дорогу из Айдахо в Фиштрэп, штат Монтана.

— Мы доедем туда за несколько часов, — говорю я, и мама соглашается.

— Думаю, мы будем в Массачусетсе через неделю, — говорит она. — С такими темпами мы отпразднуем твой день рождения в Миннесоте.

В Миннесоте. Мой день рождения. Я совершенно о нем забыла. Когда толстая официантка приносит нам еду, я размышляю о том, каким был бы мой день рождения дома. Наверное, устроили бы шумную вечеринку с сюрпризом на заднем дворе. Возможно, совершили бы ночной круиз на одном из служебных суден, на которых наблюдают за китами. С диджеем и специально уложенным паркетным полом. Возможно, в ногах кровати, когда я бы проснулась, меня ждала огромная коробка с подарком. Внутри красное платье, расшитое блестками, на тонюсеньких бретелях — я всегда мечтала о таком платье, но мама уверяет, что я в нем похожа на малолетнюю проститутку. И папа завел бы маму ко мне в спальню — на ней было бы платье из тафты, а на нем модный смокинг с галстуком-бабочкой. Мы бы спустились к лимузину и отправились в самый шикарный ресторан отведать отварных лобстеров. За столом нас обслуживал бы шикарный молодой блондин, он пододвинул бы мне стул, развернул салфетку и принес шампанское, не спрашивая, сколько мне лет.

В Миннесоте этому не бывать. Но, вероятно, и в Сан-Диего моим мечтам не суждено было сбыться. Отец на день рождения не явился бы или нас не было бы дома. Его не было дома, когда я вчера пыталась дозвониться из мотеля. Я звонила, когда мама купалась в ванной, но, возможно, она догадалась. Как ни старайся, от нее я свои чувства скрывать не умею.

И дело совсем не в том, что я сильно по нему скучаю. В любом случае я собиралась повесить трубку, услышав его голос. С другой стороны, было бы приятно его услышать. Даже услышать, что он по мне соскучился, было бы приятно. Мне хотелось думать, что папы нет дома, потому что он поехал следом за нами. Перед моим мысленным взором разворачиваются голливудские мелодрамы: отец опускается на колени и просит маму вернуться домой, а потом заключает ее в объятия, запечатывая рот длинным киношным поцелуем. Я представляла эту картину, но понимала, что заблуждаюсь.

Мама, которая начала рыться в кошельке, выгружает все его содержимое на покрытый крошками стол.

— В чем дело?

Она поднимает на меня глаза.

— Мы не можем расплатиться. Вот и все.

Должно быть, она шутит. У нас полно денег. Мы бы раньше заметили. Мама нагибается через стол и шепчет мне:

— Спроси, берут ли они чеки.

Я бочком подхожу к толстой официантке и своим самым задушевным, чуть хрипловатым голосом спрашиваю, принимают ли они чеки.