Дорога - Маккарти Кормак

— А что, если там кто-нибудь есть?

— Никого здесь нет.

— Пошли отсюда, пап.

— Нужно найти что-нибудь съестное. У нас нет выбора.

— Можем в другом месте поискать.

— Все будет хорошо. Пошли.

Вытащил из-за пояса револьвер, толкнул дверь. Она медленно открылась, поворачиваясь на массивных медных петлях. Стояли и слушали. Затем прошли в огромный вестибюль с выложенным мраморными плитками полом: черная, белая, черная, белая, набор домино. Широкая лестница ведет на второй этаж. На стенах топорщатся дорогие обои, все в пятнах и разводах от сырости. На потолке разбухшая от воды известка местами выпячивается, как брюхо толстяка. Желтоватая лепнина с узором из треугольников под потолком изогнулась и отошла от стен. В соседней комнате слева большой ореховый буфет. Дверцы и ящики исчезли, сохранился только остов, слишком большой, не спалить. Наверное, когда-то это была столовая. Постояли в дверном проеме. В углу комнаты бесформенной кучей навалена одежда. Не только одежда. Обувь. Ремни. Пальто. Одеяла и старые спальные мешки. У него еще будет время обо всем этом подумать. Мальчик боится — вцепился в его руку. Пересекли вестибюль, вошли в комнату на противоположной стороне, остановились. Скорее не комната, а зал с высоченным потолком. Камин, облицованный обычными кирпичами, со следами каминной доски и окантовки очага, давным-давно отодранных и пущенных в дело. Перед камином на полу разложены матрасы и постельное белье.

— Папа, — прошептал мальчик.

— Ш-ш-ш.

Холодные угли. Вокруг камина несколько закопченных горшков. Он присел на корточки, поднял один, понюхал и поставил на место. Встал, выглянул в окно: серая вытоптанная трава, серый снег. Веревка, протянутая через окно, оказалась привязанной к медному колокольчику. Колокольчик в свою очередь закреплен в самодельном деревянном зажиме, прибитом к оконной раме. Взял мальчика за руку, и они пошли по узкому темному коридору на кухню. Повсюду валяется мусор, раковина в пятнах ржавчины, запах гнили и испражнений. Прошли в соседнюю небольшую комнату, которая, вероятно, раньше служила кладовкой.

В кладовке на полу увидели то ли дверь, то ли люк, закрытый на большой замок из стальных пластин. Мальчик попросил:

— Пап, пойдем отсюда.

— Интересно, почему ее заперли.

Мальчик потянул его за руку, вот-вот заплачет:

— Пап?!

— Нам нечего есть.

— Я не голоден, пап. Ни чуточки.

— Нам нужен лом или что-то в этом роде.

Вышли через заднюю дверь наружу, мальчик почти висел на отце. Засунул револьвер за пояс и остановился, рассматривая двор. Вымощенная кирпичом дорожка, вдоль которой торчат бесформенные колючие кусты самшита. На кирпичные столбики кто-то водрузил старую железную борону и сверху закрепил чугунный котел литров на сто пятьдесят, который раньше использовали для вытапливания свиного сала. Под котлом — пепел кострища и обуглившиеся деревяшки. Немного в стороне — повозка на резиновых шинах. Он как будто видел и одновременно не видел эту картину. В дальнем углу двора заметил старую коптильню и сарайчик для садового инвентаря. Пошел туда, почти волоком таща за собой мальчика. В сарае перебрал инструменты в бочке, остановил свой выбор на лопате на длинном черенке. Взвесил в руке и сказал сыну:

— Пошли.

В кладовой отколол дерево вокруг замка, только тогда смог просунуть острый край лопаты под скобу, сильно нажал. Замок был крепко прикручен болтами к люку, выдрать его не получилось. Зато удалось приподнять крышку люка и засунуть под нее лопату. Выпрямился, достал зажигалку. Встал на конец черенка, выше приподнял край люка, наклонился и схватился за него руками… — Пап, — прошептал мальчик. Остановился. Сказал:

— Послушай меня. Прекрати истерику. Мы голодаем. Тебе непонятно?

Поднял крышку люка и откинул ее до упора, так что она упала на пол.

— Жди меня здесь.

— Я с тобой.

— А не страшно?

— Страшно.

— Ну хорошо, иди за мной, только не отставай.

Начал спускаться по грубым деревянным ступенькам. Пригнул голову, щелкнул зажигалкой, поводил ею туда-сюда, будто в знак приветствия. Холодно и сыро. Невыносимый смрад. Мальчик цеплялся сзади за его куртку. Смог разглядеть кусок каменной стены. Глиняный пол. Старый матрас в темных пятнах. Согнулся и спустился еще на одну ступеньку. Вытянул руку с зажигалкой как можно дальше. Около задней стены, загораживая руками лица, пытаясь спрятаться, сбились в кучу голые люди, мужчины и женщины. На матрасе лежит мужчина, ноги отрезаны по самые бедра, концы культи — черные и обожженные. Ужасающая вонь.

— Боже! — прошептал он.

Один за другим они повернулись к нему, щурясь с непривычки от тусклого света.

— Помогите, — зашептали. — Спасите нас.

— О боже, — сказал он. — О боже. Развернулся, схватил мальчика.

— Скорее, — крикнул. — Скорей.

Выронил зажигалку. Нет времени ее искать. Толкал мальчика наверх.

— Помогите нам, — призывали они.

— Быстрей.

У основания лестницы появилось бородатое лицо. Моргает.

— Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста.

— Да быстрей же! Ради всего святого…

Протолкнул мальчика в лаз, тот вылетел в кладовую и растянулся на полу. Отец вылез, схватился за крышку, поднял и отпустил. Крышка с грохотом захлопнулась. Повернулся, чтобы поднять мальчика. Тот уже вскочил и приплясывал от страха. Разозлился:

— Умоляю, сейчас же перестань.

Но мальчик указывал на что-то в окне. Он взглянул туда и похолодел: через поле по направлению к дому шли четверо бородатых мужчин и две женщины. Схватил мальчика за руку.

— Боже! Бежим!

Вихрем понеслись к входной двери. Скорее, вниз, во двор! Пробежав половину подъездной дороги, свернули в поле. Оглянулся. Изгородь из бирючины частично их скрывала, но он знал — в лучшем случае в их распоряжении несколько минут. На краю поля они врезались в стену сухого тростника, выскочили на дорогу, пересекли ее и углубились в лес. Крепче сжал руку мальчика.

— Беги, — прошептал ему. — Надо бежать.

Повернулся, поискал глазами дом. Ничего не видно. Если люди свернули на подъездную дорогу, то наверняка видели, как он бежал с мальчиком среди деревьев. Сейчас решается их судьба. Сейчас решается их судьба. Бросился на землю, потянув мальчика за собой.

— Ш-ш-ш.

— Они нас не убьют, пап?

— Ш-ш-ш.

Лежали среди листьев и пепла. Сердца колотятся. Почувствовал приближение приступа кашля. Надо бы закрыть рот рукой, но в одну руку вцепился мертвой хваткой мальчик, а в другой — револьвер. Пришлось усилием воли подавить кашель. Не так-то просто, да еще нужно слушать, не идут ли те. Слегка приподнял голову, осторожно посмотрел по сторонам. Прошептал:

— Не поднимай голову.

— Идут сюда?

— Нет.

Медленно поползли по листьям в низину. Прижав к себе мальчика, лежал и слушал. С дороги долетали их голоса. Один — женский. Потом различил шорох листьев. Взял руку сына, вложил в нее револьвер.

— Держи.

Мальчик еще больше испугался. Обнял его, прижал к себе. Так лежали некоторое время. Какой худой! Сказал ему:

— Не бойся. Если они тебя найдут, тебе придется это сделать. Понял? Ш-ш-ш. Не плачь. Ты меня слушаешь? Ты уже все знаешь. Засовываешь в рот и направляешь вверх. Нажать на курок надо сильно и резко. Понял? Хватит реветь. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, кажется.

— Нет, так не пойдет. Ты все понял?

— Да.

— Скажи: "Да, папа, я все понял".

— Да, папа, я все понял.

Посмотрел на мальчика: один ужас в глазах. Забрал у него револьвер.

— Нет, ты не понял.

— Я не знаю, что мне делать, папа. Не знаю, что делать. А где будешь ты?

— Ладно, не волнуйся.

— Я не знаю, что мне делать.

— Ш-ш-ш. Я же тут. И никогда тебя не оставлю.

— Обещаешь?

— Да. Обещаю. Я собирался побежать, попробовать отвлечь их на себя… Но не могу тебя оставить.

— Пап?

— Ш-ш-ш. Лежи, не поднимайся.

— Я ужасно боюсь.

— Ш-ш-ш.

Лежали, слушали. Сможешь это сделать? Когда наступит час? Когда придет время, времени на это не будет. Этот час уже пробил — сейчас или никогда. Прокляни Бога и умри. Что, если револьвер не выстрелит? Должен выстрелить. А если даст осечку? Сумеешь тогда разбить камнем эту, такую дорогую, голову? Неужели внутри тебя живет человек, про которого ты ничего не знаешь? А вдруг? Обхвати сына руками. Вот так. Душа не умеет лгать. Притяни к себе. Поцелуй. Быстро.

Он ждал. С маленьким блестящим револьвером в руке. Опять запершило в горле — кашель. Напрягся что было сил, стараясь загнать его внутрь. Мучительно вслушивался — ничего. Прошептал:

— Я никогда тебя не оставлю. Слышишь?

Лежал в куче листьев, держа в объятиях дрожащего ребенка. Сжимая пистолет. Не меняя позы. Весь вечер. Пока не наступила холодная беззвездная ночь. Их спасительница. Начал верить, что у них еще есть шанс. Прошептал: