Немного солнца в холодной воде - Саган Франсуаза

Она легко вскочила на ноги, а он остался лежать и вдруг почувствовал досаду, что все оборвалось. Он смотрел на нее из-под опущенных ресниц, смотрел с сердитым и обиженным выражением, которое, как он знал, очень шло ему, и вдруг она быстро опустилась возле него на колени, взяла его голову в руки и, наклонившись совсем близко к его лицу, улыбнулась загадочной улыбкой.

– До чего же худой! – проговорила она.

Они пристально смотрели друг на друга. «Если она поцелует меня, – думал Жиль, – все кончено! Ни за что не встречусь с ней больше. А жаль, очень жаль». Эти дурацкие мысли разом пронеслись у него в голове, и сердце вдруг заколотилось. Но она уже вскочила и отряхивала юбку, не глядя на него. Жиль поднялся и пошел вслед за нею. На полдороге он остановился на мгновение, и она обернулась к нему.

– Послушайте, вы, может, немножко сумасшедшая? Лицо ее вдруг приняло строгое выражение, и она сразу постарела на десять лет. Она покачала головой.

– Нисколько.

И уже до самого дома они не перекинулись ни словом. «Порто-флип» был достаточно охлажден, Одилия суетилась, раскрасневшись от волнения – ведь Натали Сильвенер была местной знаменитостью, – а Флоран ради гостьи надел чистую куртку. Гостья посидела еще с полчаса, была утонченно любезна, разговорчива, а потом Жиль проводил ее до машины. Она сказала, что завтра днем заедет за ним, раз ему так хочется побывать на выставке Матисса в городском музее. До вечера Жиль пребывал в угрюмом и злобном настроении и лег спать еще раньше, чем обычно. «Да что это на меня нашло? Зачем я взвалил на себя эту обузу? Все кончится деревенским борделем в окрестностях Лиможа, и я наверняка окажусь не на высоте. А завтра еще два часа изнывать от скуки в музее. Уж не рехнулся ли я?» Проснулся он очень рано, сердце у него заколотилось от ужаса, когда он вспомнил, что ему предстоит, и он горько пожалел, что нарушилась устоявшаяся, уютная скука, обычно заполнявшая его дни. Но в доме не было телефона, и невозможно было предупредить Натали Сильвенер. Пришлось ее ждать.

Глава четвертая

– Ну что? – сказал он. – Довольны?

Он откинулся на спину, весь в поту, задыхающийся, униженный. И тем более чувствовал свое унижение, что упрекнул ее несправедливо, – ведь он сам завлек ее в эту постель. Они пили чай в придорожной харчевне, и Жиль, сунув хозяину денег, получил эту жалкую комнатенку. Натали, однако, и глазом не моргнула, когда он объявил ей об этом, ни единым словом не возразила, но ничего и не сделала для того, чтобы помочь ему. А теперь лежала рядом с ним, нагая, спокойная и как будто даже равнодушная.

– Чем же мне быть довольной? У вас такой злобный вид… Она улыбнулась. Он воскликнул раздраженно:

– Для мужчины, согласитесь, это не очень приятно.

– И для женщины тоже, – спокойно сказала она. – Но ведь ты заранее знал, что это будет именно так, да и я, впрочем, знала. Ты нарочно снял эту комнату. Тебе нравятся неудачи. Правда?

Да, это была правда. Он положил голову на ее обнаженное плечо и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал себя опустошенным и умиротворенным, словно после безумия любовных ласк. Комната с ее пестрыми занавесками и ужасным сундуком была ни с чем не сообразна – вне времени, вне смысла, как и он сам, как и создавшееся положение.

– Почему же ты согласилась? – растерянно спросил он. – Если знала…

– Думаю, мне еще на многое придется соглашаться ради тебя, – сказала она.

Наступило молчание, а потом она тихонько сказала: «Расскажи», и он принялся рассказывать. Обо всем: Париж, Элоиза, приятели, работа, последние месяцы. Ему казалось, что понадобятся годы, чтобы все рассказать… чтобы очертить это «ничто». Натали слушала не прерывая, лишь время от времени закуривала две сигареты и одну протягивала ему. Было уже около семи, но она будто и не думает об этом. Она не касалась его, не гладила по голове, не перебирала волосы – лежала неподвижно, и плечо у нее, наверно, уже онемело.

Наконец он умолк, чувствуя себя чуть-чуть неловко, приподнялся на локте и посмотрел на нее. Она внимательно разглядывала его, не шевелясь, лицо у нее было серьезное, сосредоточенное, и вдруг она улыбнулась. «Добрая женщина, – подумал Жиль, – невероятно добрая женщина». И при мысли об этой светлой доброте, обращенной на него, при мысли о том, что кто-то по-настоящему им интересуется, у него на глазах выступили слезы. Он наклонился и, чтобы скрыть их, коснулся тихим поцелуем ее улыбающихся губ, ее щек, ее опущенных век. В конце концов, не таким уж он оказался бессильным. Пальцы Натали вцепились ему в плечи.